Хатка Бобра - Как Веприк, сын Тетери, маманю спасал

— Сам ты корова, — презрительно отвечал Добрило. — Никакой не Перун, а Велес! Тоже всемогущий, и грозный, и могучий, и… волосатый! Он правит зверями: лисами, свиньями, пчелами, собаками — всеми, он и велел турам помогать нам!

— Перун грознее, могучее и волосатее твоего звериного Велеса, — спорил Чудя. — Его благодарить надо, ему и подношение.

— Нет, это Велес могучее, грознее и… Ты что ж это делаешь, негодник?! Ты что же подношение велесово лопаешь?!

— А вот коли оно велесово, так я все и съем! — набив рот репой, невнятно ответил Чудород. — А тебе Перун задаст синей молнией по шее!

— Ах так?! А посмотрим, как он мне задаст! — взвился Добрило и тоже укусил от жертвенного пирога.

— Бу-бу-бу, — злобно ответил Чудя с набитым ртом.

— Ум-ум-умм, — не остался в долгу бортник. — Чавк!

Когда Веприк подошел к костру оба богомольца, поссорившись, молчали, только сыто икали в перемазанные медом бороды и косились друг на друга. Не успел мальчик присесть, как в тени деревьев зашуршали ветки и снег заскрипел под чьими-то легкими шагами. Заслоняя гаснущие утренние звезды, в свет костерка ступила молодая пригожая женщина и кивнула изумленным березовцам, словно знакомым. На ней был подбитый горностаевым мехом голубой плащ и меховая шапочка, из-под которой сбегала до сапожек затейливая коса цвета спелой пшеницы. Березовцы молча смотрели на пришелицу, потом разинули рты, выдохнули «ах!» и продолжали смотреть с открытыми ртами, потому что она была чудо как хороша — высокая, гибкая, большеглазая. В отблесках огня ее ласковые глаза то плескались летней небесной синью, то зеленели молодой травой — и невозможно было понять, что прекраснее.

— Будьте здоровы, люди добрые! — певуче проговорила незнакомка. — Нельзя ли у вашего костра погреться?

— Ах! — гостеприимно ответили березовцы.

— Вы что же, совсем меня не узнаете? — поинтересовалась гостья, присаживаясь на невесть откуда взявшийся позади нее пенек.

— крутилось у Веприка в голове. «Гордая» и «прелестная» — эти слова очень хорошо подходили к незнакомке. «Ой, это же, наверно, жена Фукидида из плена сбежала! — подумал он. — А Фукидида-то и нету. Нехорошо-то как получилось…»

— А ты, наверно, Фукидида, грека нашего ищешь? — смущенно сказал он. — А Фукидид это…того… тебя полетел искать!

— Да уж, знаю я, как он полетел, — ответила гостья, обведя насмешливыми глазами троих путешественников. — И кто ему помог полететь тоже знаю… Ну да ладно, не о том речь. Не угадал ты, Веприк. Стихи хорошие, да не про меня.

— Леший это, — вдруг ляпнул Чудя. — Леший, хоть и противный да мохнатый, любое обличье принять может — глаза-то обманывать он мастер. Не бывает в природе таких красивых баб, хоть убей!

— А коли леший, — сказала незнакомка уже, похоже, начиная сердиться, так встань на пенек, обернись вокруг три раза да плюнь через левое плечо, а потом нагнись, голову засунь между колен и погляди. Так настоящее обличье мое и увидишь, противное да мохнатое! Не забудь сказать «Дядя леший, покажись не серым волком не черным вороном, а самим собой».

— А и верно! Надежное ведь средство! — оживился Чудя и, не успел Добрило его поймать, вскочил на пенек, повертелся на нем, старательно плюнул, чуть не попав в бортника, потом, наклонясь, сунул голову между ног и уставился на красавицу. После этого он разогнулся и спросил озадаченно:

— А как говорить-то — «дядя леший» или «тетя лешая»? Ты ж не дядя!

— Это я тетей прикидываюсь только, — успокоила его лесная гостья.

Чудород снова покрутился, поплевал и наклонился головой вниз. «Дядя леший, покажись не серым волком не черным вороном, а самим собой,» — прокряхтел он и пристально поглядел на незнакомку.

— Ну как? — довольно сердито спросила та после молчания. — Мохнатки на мне видишь?

— Да никак, — смущенно ответил Чудород, продолжая стоять кверху сидячим местом, а головой вниз. — Такая же красивая. Только вверх ногами.

— А посмотри получше — может, хоть что-нибудь противное найдешь?

— Ничего противного не нахожу, — с сожалением признался Чудород. — «Я от любви и восторга безмолвен стою.»

— Стоял бы ты, Чудородушка, головой вверх, — хихикнула красавица. — А то как бы ты место свое заднее не простудил!

— А откуда же ты всех нас знаешь? — вдруг изумленно спросил Добрило.

— Да это что! — засмеялась гостья — будто ручеек прозвенел. — Я не только всех знаю, я и мысли все ваши в голове прочитать могу. Вот сидит Веприк, притих и глаз с меня не сводит — думает он, что похожа я очень на маманюшку, загрустил, ее вспоминает… Вот ты, Добрило, — что тебе показалось? Что я точь-в точь жена твоя любимая, Светланушка, когда она помоложе была? Да успел еще Малушечку, внучку вспомнить, пожелать, чтобы выросла такой же красивой да ласковой. Хорошее желание! Пускай так тому и быть!.. А про Чудю и отгадывать нечего — сидит, злодей, соображает, как бы половчее по спине меня треснуть и сказать «Аминь! Рассыпься!»