Кэтрин Эпплгейт - Креншоу

Мы сделали остановку у 101-й магистрали, поставили раскладной столик и сели за него.

– На ужин – чипсы «Читос» с водой, – сказала мама. И вздохнула. – Я ужасная, ужасная мать.

– Местный торговый автомат предоставляет не такой уж и большой выбор, – заметил папа.

Он повесил на соседний куст пару своих трусов, чтобы они подсохли. Иногда мы стирали вещи в раковинах туалетов. Я старался не смотреть на трусы.

Когда мы поели, я пошел на лужайку под сосной. Лег на траву и уставился в темнеющее небо. Я видел родителей, а они – меня, но у меня было ощущение, что я сам по себе.

Я любил свою семью. Но и устал от нее. Устал от голода. Устал от спальной коробки.

Я скучал по своей кровати. Я скучал по своим книгам и конструктору. Я скучал даже по ванной.

Таковы были факты.

Под ласковыми порывами ветра трава раскачивалась в плавном танце. Звезды блистали на небе.

Я услышал шум колес по гравию и поднялся на локтях. Сперва я узнал хвост.

– Мяу, – сказал кот.

– Мяу, – ответил я из вежливости.

Мы прожили в нашем мини-вэне четырнадцать недель.

Порой мы перемещались с одного места на другое. Порой останавливались и какое-то время никуда не уезжали. У нас не было никакой конкретной цели. Мы просто знали, что едем не домой.

Думаю, человек перестает быть бездомным тоже не сразу.

Нам повезло. Некоторые живут в машинах годами.

Я не выискиваю только плюсы. Было страшно. И очень воняло.

Но родители заботились о нас изо всех сил.

Через месяц папа устроился на подработку в строительный магазин. Мама взяла дополнительные официантские смены, а папа продолжил петь за деньги. Каждый раз, когда его табличка с рыбой намокала, я делал ему новую. Родители потихоньку начали копить деньги, чтобы отдать залог за квартиру.

Это похоже на выздоравливание от простуды. Порой кажется, что кашель никогда не прекратится. А потом возникает ощущение, что завтра будешь уже совсем здоров.

Когда родители скопили достаточно денег, мы переехали в поселок Лебединое Озеро. Расстояние отсюда до нашего старого дома было больше шестидесяти километров, а значит, меня ждала новая школа. Но я совсем не переживал по этому поводу. Главное, что я все-таки буду учиться в школе. Там, где факты важны и у всего есть смысл.

Мы поселились не в отдельном доме, а в крохотной, на вид очень жалкой квартирке. Но нас это не смущало. Нам она казалась дворцом. Дворцом, в котором тепло, сухо и безопасно жить.

Я пошел в школу уже после начала учебного года, но в итоге завел новых друзей.

Я никогда не рассказывал им о том времени, когда мы были бездомными. Даже Марисоль. Я просто не мог.

Мне казалось, что, если не говорить об этом кошмаре, он никогда не повторится.

За те несколько недель, что мы провели в разъездах, нам с Креншоу почти не удавалось поговорить. Нас постоянно отвлекали. Но это было не страшно. Я знал, что Креншоу рядом, и этого было достаточно.

Порой от друга больше ничего и не нужно.

Когда я думаю о том времени, чаще всего я вспоминаю, как Креншоу ехал на крыше нашей машины. Я смотрел в окно на мир, мелькающий перед моими глазами, и то и дело замечал кошачий хвост, который болтался по ветру, как воздушный змей.

В те моменты во мне – по крайней мере, ненадолго – просыпалась надежда на то, что дела наши пойдут в гору, что нет ничего, совсем ничего невозможного.

Наверное, воображаемые друзья многих детей попросту исчезают, как сны. Я расспрашивал знакомых, когда именно это происходило, и никто из них не мог вспомнить точно.

Все говорят одно и то же: «Наверное, я просто перерос эту дружбу».

Но я потерял Креншоу совершенно внезапно, уже после того, как все наладилось. Когда любимая футболка, которую постоянно носишь, вдруг становится так мала, что виден пупок, это кажется удивительным. Ты не помнишь, как вырастал из футболки, но пупок теперь у всех на виду, и это несомненно. У меня было похожее чувство.