Марчелло Арджилли - Истории из предыстории. Сказки для взрослых

Всеми забытый, Доменико Питти влачил жалкое существование.

Однажды он шел купить себе булочку, и ему на голову упала черепица. Когда он очнулся, то, несмотря на пробитую голову, завопил от радости, ибо понял, что снова перенесся в завтрашний день, стало быть, опять сможет предвосхищать события.

В полной уверенности, что его возьмут на прежнее место, он помчался в редакцию, мечтая о новом триумфе. Однако насладиться им журналисту не пришлось. Как пример информации о завтрашних событиях он напечатал следующее: «Завтра журналист Доменико Питти, широко известный несколько лет назад, скончается от последствий травмы, полученной в результате падения ему на голову черепицы».

Информация соответствовала действительности: на следующий день он в самом деле умер; и все газеты написали в некрологах, что он был самый великий, но и самый невезучий из всех когда-либо живших на Земле газетчиков.

Неизвестно как, но ему это удавалось. В возрасте четырех лет, страстно мечтая о школе, он перескочил через два года и пошел в первый класс.

— Ох, как тянется время! Целый месяц до дня рождения… — И пропускал месяц, чтобы поскорее получить подарки.

Он проскакивал годы, чтобы скорее догнать старших мальчишек, стать таким же высоким и сильным и никого не бояться.

Рос он не по дням, а по часам. В четырнадцать лет, чтоб его пускали в кино на «Детям до восемнадцати…», он решил пропустить еще четыре года. На бывших сверстников он смотрел свысока: они еще дети, а у него уже борода и мощные бицепсы.

На работе из желания больше получать он сделал себя тридцатилетним и получил надбавку за стаж. Потом сорокалетним — чтобы его повысили в должности. По этой системе он без труда в кратчайший срок достиг вершин карьеры. Устав от работы, перескочил в шестьдесят пять и вышел на пенсию. Но теперь он больше не сокращает время, напротив — дорожит каждой минутой. Постарев, одряхлев, он то и дело глядит на часы.

— Не спешите! — умоляет он их, поглаживая циферблат. — Пожалуйста, не спешите!

Он слышит неумолимое «тик-так, тик-так» и вздрагивает. Тик — секунда прошла, так — о боже, еще одна пролетела!

— Помедленней, прошу вас, часы, я не хочу умирать! Ах я горемычный, как же быстро летит время!

Некий генерал совершил государственный переворот, взял власть в свои руки и с того дня сам всем командовал. Ввел жесточайшую диктатуру: кроме власти захватил еще и время, которое использовал самым беспощадным образом.

Чтобы заставить людей без передышки работать, он вычеркнул из календаря все выходные и праздники: с пятницы все перескакивали прямо в понедельник. Даже ночь он урезал на три часа — пусть меньше спят и больше работают. Отпуска запретил, каникулы — зимние и летние — отменил, у мальчишек отнял лучшие годы жизни — с четырнадцати до двадцати одного года: кончат среднюю школу — и сразу на военную службу.

Правда, в тюрьму он не сажал. Но вовсе не потому, что в нем теплилось какое-то милосердие, просто он изобрел более страшное наказание: скажем, вместо того, чтобы присудить двадцать лет тюрьмы, человеку урезали двадцать лет жизни. К примеру, если обвиняемому сорок, он по приговору мгновенно превращался в шестидесятилетнего старика.

Не в силах больше переносить такую жестокость, народ восстал. Генерала низложили и предали суду за его преступления.

Судили его все граждане, собравшись на центральной площади. Единогласно решили в последний раз воспользоваться установленными им законами — применить их к самому диктатору. Ему дали — вернее, урезали — самый большой срок — тридцать лет, а поскольку жить ему оставалось тридцать лет и тридцать минут, то в его распоряжении было теперь всего полчаса.

Как только эти полчаса начали истекать, генерал бросился на колени, моля о пощаде. И по мере того, как продвигались стрелки часов на городской башне, он все отчаяннее плакал и просил прощения. Многие, памятуя причиненное им зло, оставались непоколебимыми, другие, видя такие страдания, смягчились.

— По-настоящему справедливое государственное устройство должно быть милосердным, — утверждали они.

— Милосердия заслуживает не каждый, — возражали другие.

На двадцать девятой минуте, учитывая разногласия, решили проголосовать: то ли оставить приговор в силе, то ли отменить. Голосование было открытое.

А вы за что бы подняли руку? У вас всего минута на размышление.