Якоб Гримм - Старые-старые сказки

— Да, это наша сестрица, — сказал второй, — я узнал ее по ее волосам.

— А я по алым щечкам, — подхватил третий.

— А я по ямочке на подбородке! — прибавил четвертый.

— А я по нежным ручкам! — крикнул пятый.

— А я по колечку на пальчике! — уверял шестой.

Наконец, седьмой ворон сказал: «Я узнал бы ее по ее прекрасным добрым глазкам! Если бы она только проснулась и открыла бы их, быть может, мы были бы тогда спасены!» И они хотели было ее разбудить, как вошел карлик и крикнул: «Не трогайте, она должна покинуть наш замок во сне. Перенесите ее на своих крыльях домой, я дам ей этот ларец, пусть она его откроет у себя дома, тогда мы все будем спасены». Сказав это, карлик положил на колени Машеньки ларец; семь воронов осторожно подняли свою сестрицу и полетели с ней к своему родительскому дому; прилетев к нему, они положили спящую сестру у дверей, а сами пустились в обратный путь, в соколиный замок.

Испугались матушка и дедушка, увидя нежданно-негаданно Машеньку у порога своего бедного домика.

— Где же твои братцы? — спросили они ее. — Ты одна, без них.

— Подождите, — отвечала она им, — они скоро будут здесь.

Пошла она в свою каморку, и открыла золотым ключиком волшебный ларец, и ничего не нашла там, кроме маленького зеркальца, взглянула она в него и увидела себя в дорогом наряде настоящею царскою невестою. В то же мгновение вошел в комнату соколиный граф с семью ее братьями. Обняли братья мать свою и деда, поблагодарили сестрицу за спасенье, а соколиный граф тут же подошел к Машеньке, взял ее за ручки белоснежные и назвал ее своей желанной невестою.

Видно, так уж положено, что всякая сказка худом начинается, а веселой свадьбою кончается.

ил-был мельник, и был у него осел; служил он ему верой и правдой до глубокой старости; стал осел дряхлеть и совсем отбился от работы: сил больше не было. Думал, думал хозяин и надумал содрать с него шкуру — кормить, по крайней мере, не придется больше. Почуял серый беду, собрался с последними силами и убежал со двора. Кто по доброй воле под нож полезет?

Прокрался он со двора и думает: «Поплетусь-ка я в город и наймусь там в музыканты». Поплелся хромой осел по дороге, шел он, долго ли, коротко ли, видит, лежит на дороге старая собака, лежит, слабым голосом повизгивает. «Обидел тебя кто-нибудь, Барбоска?» — спрашивает собаку осел. «Еще как обидели, — отвечает ему собака. — Служила я хозяину своему исправно, лаяла по ночам во все горло, покоя не ведала, на охоту с ним бегала, а как стала стариться, так и вздумал он шкуру с меня содрать в благодарность за верную службу; как тут не печалиться?» — «Пустое, товарищ, ступай со мною, пойдем в город и поступим в музыканты, там житье не в пример спокойнее, служба легкая». Согласилась собака и пошла с ослом. Шли они, долго ли, коротко ли, и встретили на дороге кота. Сидит кот на заборе и жалобно мяукает. «Верно, солоно приходится?» — спрашивают его осел и собака. «Да, не сладко, — отвечает кот. — С детства самого служил я у своей старухи-хозяйки, мышей ловил ей видимо-невидимо, а как старость наступать стала, так и велит она утопить меня в речке; вот тебе и расчет за верную службу». — «Не печалься, приятель, — говорят ему осел и собака, — ступай с нами; пойдем в город и поступим в музыканты, ты петь ведь мастер, запевала будешь хоть куда».

Согласился кот и пошел с ослом и собакою. Шли они, долго ли, коротко ли, и повстречался им петух; стоит он на заборе и кричит во все горло. «Что раскричался, певец?» — спрашивают его осел, собака и кот. «Как тут не кричать? — отвечает им петух. — Служил я хозяйке своей верой и правдою, будил ее каждое утро исправно, а как пришла старость, так и велит она своей служанке свернуть мне шею и сварить из меня похлебку; вот и вышел я на двор покричать в последний раз вволю». — «Дурак же ты, — говорят ему осел, собака и кот, — охота тебе шею свою подставлять, иди с нами, пойдем в город и поступим в музыканты, там житье не в пример спокойнее, служба легкая, а певец-то ты первостатейный, голос у тебя, что труба звонкая». Согласился петух и пошел с приятелями.