Майя Лунде - Снежная сестрёнка

Хедвиг Хансен

Покойся с миром

Я сглотнул. До этого момента в глубине души я надеялся, что всё это ерунда какая-то, что Хедвиг — настоящий живой человек, а не лежит на кладбище мёртвая.

Но она была здесь. И всё же её здесь не было. Ведь Хедвиг, которую я знал, была такой же живой, как и я, хоть она и умерла.

И пусть она лежит в земле, и пусть даже она давным-давно сгнила, она по-прежнему со мной.

Хедвиг была сейчас со мной, на самом деле.

От деревьев отделилась тень и двинулась мне навстречу. Из темноты медленно вырисовывалась её фигурка. Красное пальто, кудрявые волосы, веснушки, искрящиеся глаза.

Но не от радости, как прежде. Ей и говорить ничего не надо было, чтобы я понял, каково ей сейчас. Глаза Хедвиг светились отчаянием.

— Хедвиг! — воскликнул я. — Прости меня, я наговорил глупостей! Я не хотел! Прости!

Я пошёл к ней, я просто хотел обнять её, крепко-крепко. Но что-то меня остановило. Она явно хотела поговорить со мной, и впервые слова давались ей с трудом.

— Это… это не твоя вина, — проговорила она, запинаясь.

— Нет, моя.

— Я всё ещё здесь, и это моя вина.

Я не совсем понимал, что она имеет в виду, и Хедвиг, похоже, это увидела и попыталась объяснить.

— Я просто очень боюсь смерти, — сказала она. — Жить было так хорошо, во всяком случае, мне. Я так любила жизнь.

— Он мне говорил, — откликнулся я.

— Хенрик? Мой брат?

— Да.

— Я думала, если просто останусь среди людей, то всё равно буду жить, так или иначе. Я всё ждала и ждала. До тебя никто меня не видел, никто меня не слышал. Разве что Хенрик. Я часто показывалась ему, и иногда, мне кажется, он меня видел. И тогда я так радовалась.

— Он и вправду видел.

Хедвиг просияла.

— Я так и знала!

— Но это печалило его.

Её улыбка померкла.

— Ох, — тяжело вздохнула она. — Я не хотела причинить ему боль.

— Он не хочет, чтобы ты завязла в этом, — проговорил я и сглотнул. — И я тоже этого не хочу.

На самом деле я совсем не был уверен в своих словах. Ведь я буду очень тосковать по Хедвиг. Боль уже пронизывала меня до самых кончиков пальцев. Но я чувствовал, что должен сказать ей это, ради неё.

— Я кое-что тебе принёс, — поспешно произнёс я.

Я снял рюкзак и достал коньки. Увидев их, Хедвиг вздрогнула.

— Зачем они мне?

— Сегодня исполнилось ровно пятьдесят лет, — сказал я. — Именно сегодня, после полудня.

— Я знаю, — ответила Хедвиг. — Я сосчитала каждый год, каждый день, даже каждый час.

— Тебе совсем не обязательно их надевать, — сказал я, — но я считаю, нам надо спуститься к фьорду.

— К фьорду?

Хедвиг начала колотить дрожь, как будто её пронизывал сильный ветер.

— Мы пойдём туда вместе, — сказал я. — И тебе пока не надо ничего решать.

Не дожидаясь ответа, я стал спускаться по тропинке, что вела к калитке в ограде вокруг кладбища, а за ней, внизу, раскинулся фьорд. Я не оглядывался, но слышал шаги Хедвиг по снегу. Пусть медленно, но она следовала за мной.

Я остановился на берегу. Стоял и смотрел на лёд. Он был покрыт снегом, но кое-где люди расчистили дорожки и небольшие катки.

Я пошёл по берегу замёрзшего фьорда, оглянулся посмотреть, идёт ли за мной Хедвиг. Она шла, не отводя взгляда ото льда. Глаза её почернели от страха.

Мне было больно за неё, мучительно больно, но я не останавливался. Я знал: это единственно правильный путь.

Одна из дорожек, расчищенных на льду, вела так далеко от берега, что было не видно, где она заканчивается. Тут я остановился и посмотрел на Хедвиг. Я понял: я выбрал правильно. Как раз в таком месте она и каталась на коньках в тот раз, пятьдесят лет назад.

Я набрал в лёгкие побольше воздуха и протянул Хедвиг коньки. Она взяла их, не глядя на меня. Её лицо будто заледенело. «Как фьорд», — подумалось мне.

Хедвиг села на прибрежный камень и стала надевать коньки. Я стоял рядом и смотрел на неё, не зная, куда девать руки. В горле вырос громадный ком. Я же не хотел, чтобы она исчезла; я хотел, чтобы она была со мной. Ещё лет пятьдесят или сто. Но я не должен был говорить ей этого. Не должен. Ради неё.