Шарль Перро - Сказки [для взрослых]

Близость первой части рассказа Базилек сказке Перро здесь настолько значительна, что можно было бы поставить вопрос о прямом заимствовании. Но у нас нет других данных для доказательства того, что Перро вообще знал сказки Базиле, а с другой стороны, фольклорный материал так часто и охотно рисует подобные картины, что мы вполне можем предположить у Перро непосредственное использование именно устной традиции. Иначе трудно было бы, в частности, объяснить, почему у Перро отсутствует такая эффектная вторая часть сказки Базиле(кстати, и в фольклорных текстах неоднократно встречается подобное соединение двух сказок).

Представители мифологической школы и в этой сказке видели изображение небесных явлений: красавица — это заря, осыпающая цветы росой, дурная и злая сестра ее — тьма, зимний туман ( Лефевр, стр. LXXII–LXXIII); Фридрихс(ор. с., стр. 42–45) видпт в матери солнечную зарю, в красавице — зарю утренней звезды, в злой дочери — зарю луны.

Несомненно, в данной сказке, в особенности в тех ее версиях, где девушка опускается в колодец и там встречается с волшебницей (так, например, в сборнике бр. Гримм), мифологические представления значительно отчетливее, чем в сказке о Красной Шапочке.

Сентив(стр. 9—57) видит в сказке обрядовые элементы, а именно — чествование Нового года и фей-покровительниц. Из празднования Нового года он выводит все детали сказки, а также судьбу ее. Так, довольно частое соединение данной сказки со сказками „Подмененная невеста“ (см., например, Базиле, IV, 7) или „Золушка“ (ср. Базиле, III, 10) Сентивобъясняет близостью праздников Нового года и: Новой весны.

В том, что сказка „Феи“ в основе своей имеет почитание духов-покровителей, не приходится сомневаться; но связь именно с новогодними обрядами у Сентиваостается совершенно недоказанной: ясно лишь, что подобные рассказы могли когда-то создаватъся для укрепления веры в духов-покровителей и для доказательства необходимости почитать их. Конечно, для Перро и его читателей подобного значения сказка уже не имела.

Арне-Андреев, 510 А.

Больте-ПоливкаI, с. 165–188, № 21.

АндерсонII, с. 8—10, № 12.

M.-R. Сох. Cinderella. London, 1893. Publications of the Folk-lore Society, c. 31.

E. Соsquin. Les contes indiens et l’Occident. Paris, 1922, c. 30–58 („La pantoufle de Cendrillon dans l’Inde“).

Сюжет „Золушки“ — один из знаменитейших мировых сюжетов ( Р. Кокснасчитывала 130 вариантов, а после 1893 г. было опубликовано еще много текстов.) Варианты известны по всей Европе, на Кавказе, в Сибири, в Индии, в Индокитае, в Индонезии, на Филиппинских островах, в Африке и в Америке. Древнейший известный текст — у Базиле(„Pentamerone“, I, 6, 1636 г.). Рассказ Базилезначительно усложнен в начальной части: по совету своей хитрой воспитательницы героиня (дочь князя) убивает свою мачеху и убеждает отца жениться вновь, именно на этой воспитательнице. Новая мачеха сначала относится к героине ласково, потом вызывает своих дочерей, которых она до тех пор скрывала, и начинает преследовать падчерицу Золушку. Когда отец Золушки едет в Сардинию, Золушка просит его передать ее привет фее и попросить фею что-либо прислать Золушке. Фея присылает ей финиковую веточку, лопату, золотую лейку и шелковый платочек. Девушка ухаживает за посаженной ею веточкой и получает от нее наряды, лошадей и пр. Дальнейшая история рассказывается, как обычно. В фольклорных вариантах много различий в деталях, нередки соединения с другими сюжетами, но общий ход рассказа более или менее сходен. Много общего у сказки о Золушке со сказкой об Ослиной Коже (см. ниже).

Представители мифологической школы считают Золушку олицетворением утренней зари (например, А. де-Губернатис [23] A. de Gubernatis. Mythologie zoologique. Paris, 1874, T. I, стр. 33–35. Лефевр [24] Lefèvre , op. c., стр. LXXIII. ); Луа Брюйер [25] Loys Brueyre . Contes populaires de la Grande-Bretagne. Paris, 1875, стр. 47. придает сказке сезонное значение: „Мир, представленный в своих различных формах, означает сон природы в продолжение зимы и ее пробуждение весной. Чтобы символически изобразить это явление, наши арийские предки любили рисовать солнце в образе молодого героя, который после ряда приключений должен был надеть на принцессу символический атрибут, представляющий союз весеннего солнца с природой, плодоносный брак, от которого должны произойти как многочисленные дети — цветы и плоды…“