Владимир Радимиров - Сын Ра. Волшебный эпос

Ещё горше Ваня заплакал. А коровушка снова вздохнула и продолжала голосом вещим:

– Слушай меня, мой свет! Скажу я тебе слово заветное. Ты ему следуй – всегда будешь прав. А за кем правда – за тем и Бог наш Ра стоит нерушимо и помогает ему незримо. Так вот, выбирая по жизни путь свой, не ходи, сынок, ни направо, ни налево, а всегда иди вперёд. Да не обижай простой народ, не насильничай! Насильное дело тяжело творится, трудно удерживается, с позором рушится, пустую славу даёт, а радости истой никогда не приносит. И стой, Яванушка, за обиженных несправедливо да за слабых, ибо сила в тебе имеется великая, от Отца твоего, пресветлого Ра, тебе данная! Необоримый ты на Земле богатырь!

Вот такими словами напутственными Коровушка Небесная сынка своего благословила и дух свой навсегда испустила.

Погоревал-погоревал Яван, а поутру попросил добрых людей ямищу большую под дубом великим выкопать, сам тело коровы туда отвёз, похоронил, холмик над могилой соорудил, и всякие цветочки на ней посеял да посадил.

Пролетели годы беззаботные, как белые птицы-лебеди в небе высоком. Хорошие то были годы и счастливые для Явана. Народ ведь тогда в Расиянье жил весело, дружно, свободно и богато. Тогда-то богатство не так, как сейчас, понимали: не в деньгах одних его видели. Деньги-то что? Их и украсть легко можно. А попробуй-ка истое богатство для себя своруй – фигушки-макушки это у тебя получится!

К примеру, здоровье неслабое – превеликое ведь богатство! Дураков с этим спорить нету. А ведь не купишь его, не продашь и взаймы никому не дашь. Потом умение стоящее, мастерство – ого-го ещё богатство какое! Ну а души широта, весёлость нрава – бедность что ли по вашему? Едва ли… А ум цепкий, воля крепкая, сила героя – дёшево может стоят? Хм… Наконец, духа высокого величие, истая убеждённая человечность неужто менее на весах жизни потянут, чем какое-то злато-серебро? Это уж, ребята, точно навряд ли… А ежели кто по-иному думает, то, прямо сказать, разнесчастный это человек. Да и человек ли он?

Так вот, всяк в царстве сияния Ра перво-наперво за правду общую крепко стоял, ибо лишь она истую силу да закалку духу даёт. Во-вторых – за царство-государство справедливое, ибо оно мощь отдельных людей в могучий кулак собирает и тысячекратно собой усиливает. В-третьих – за близких и друзей своих, да и за чужих тоже, потому как разделять людишек негоже. Ну и напоследок – за себя нужно уметь было постоять, поскольку ежели каждый человек о собственной крепости не станет заботиться, то что с того человека, а по большому счёту и с государства этого выйдет? Не по Ра тогда будет вита, как наши предки любили говорить, а ежели перевести, то попросту дерьмо будет и всё…

Любо было этак жить, хорошо! Не один год так-то прошёл. И наступило наконец времечко возмужания для братьев Ваниных и для Вани. Меж собою они различались прямо невозможно: чисто, щука, рак – и лебедь Яваха! Старшой, Гордя́й, длинный был парубок, худой, с чёрной стриженной бородой, на лицо довольно красивый, да уж больно злой и спесивый. И середний, Смиря́й, высоты был немалой, да и насчёт широты удалый, но в остальном какой-то оряпистый, неуклюжий и умом пообуженый. А уж насчёт пригожести лица, так попростее его поискать надо было молодца – ни дать ни взять деревенский он был лапоть, ёж его в квашню мать!

Зато у младшого Явана всё было в полном ажуре: и при теле парень оказался, и при лице, и при фигуре… Росту он вымахал высоченного, прямо сказать, саженного. Одни лишь великаны над ним высились, но те-то были нескладными, а Яваха выглядел ладно: статный такой, плечистый, с мышцами, в меру бугристыми, в талии суженный и мясом не перегруженный. Ступни ног у него были громадными, ладони словно лопаты, а голова была большая, лобатая и покрытая соломенными патлами. Черты его лица, хоть и казались слегонца дурковатыми, но смотрелись браво и выдавали весёлость нрава: глаза этакие коровьи, с ресницами длинными, то серые, то вдруг голубые, нос курносый, такущей картошиной, а подбородок волевой, выпуклый и массивный. Губы Ванята имел толстые, будто скульптором лепленные, а на щеках у него красовались ямочки великолепные. Улыбка с его приветливой рожи практически не сходила и всех людей до его особы будто примагнитивала, особливо красных девах. Ох и липли они на Яваху!

А насчёт Ванькина голоса вообще разговор особый. То, что с ним вытворял балагур Ваня, трудно было даже представить. Когда он просто говорил, то слова с его уст лились удивительно звучно и мелодично, без малейшего намёка на какой-либо изъян. Но когда пересмешник Яван принимался кого-нибудь передразнивать, то тогда пиши пропало: до того потешно он жертву свою изображал, что все слушатели буквально лежали вповалку. Ну а если он вознамеривался попугать какого-нибудь несчастного, то от рыка Ваниного, из могучей груди исторгаемого, стёкла напрочь, бывало, вылетали… А какие стихи поэт нашенский сочинял! Как он пел! Э-э-э!.. Во всём-то он был молодец-молодчина: и плясун, и певец, и на гуслях игрец, и первейший боец с тоской да с кручиной.