Александр Кононов - У железного ручья (Повесть о верном сердце - 1)

- Ну да: большая торговля, непременно один раз в году, гада-тыргус. Много там было разного народа. Кто пришел пешком, кто на конях.

И вот едет этот барон на шестерке лошадей, очень гордый. И рядом с ним в коляске - непременно его дружок, тукумский пастор, - ну, тоже очень богатый, важный.

А про барона говорили в народе, будто это он сказал в Петербурге: "Ничего, что сейчас горят наши усадьбы! Скоро мужики будут смирные. Непременно! Раньше мы ездили на шестерке лошадей, а теперь поедем на шестерке латышей". Ну, может, и не совеем так было, а в народе это говорили.

И вот к коляске барона выходит совсем старый старик со скрипкой, ударяет по струнам смычком и поет:

Я хотел бы сделать с немцем то же,

Что он сделал с нами:

Тонкого немца я заставил бы месить ногами глину,

А толстого - корчевать пни в лесу.

В воскресенье я им дал бы работу полегче - пусть оба пасут свиней...

Ну, по-латышски это выходит лучше, - добавил Винца.

И он запел сиплым и приятным голосом. Тэкля засмеялась.

- А что же барон? - спросил Минай.

- Что ж барон? Велел пастору перевести песенку: нашего языка немецкие бароны не знают. Тот перевел. Барон тогда приказал схватить старика. Ну, народ не дал. Народ схоронил старика, как река Даугава хоронит невод. И за спинами тукумских батраков - а у них спины и плечи не хуже, чем у нашего Миная, - старик спел еще одну песенку:

Эй ты, немчик-немчура!

Какой у тебя длинный нос!

Он тебе пригодится: ты печь в аду

Будешь шуровать своим носом.

А потом еще:

Эй, немчура!

А почему у тебя такая легкая коляска?

Как ты увезешь на ней свои грехи,

Когда поедешь к черту в преисподнюю?

Минай засмеялся:

- Ух, и не любит же немцев старый Винца!

- Надо непременно понять, каких немцев. Я тебе спел про тех, что на шее у народа сидят. А есть непременно в Неметчине и батраки, такие, как мы с тобой. Я так думаю. Там непременно есть кузнецы. Или, скажем, плотники. За что мне их не любить?

Винца закашлялся и стал выбивать деревянную трубку. На землю посыпались мелкие искры.

- Ты не подпали плетень-то, - сказал Минай.

- Не бойся, - ответил Винца посмеиваясь: - пока лесные братья не велят, не подпалю.

Вот и еще раз услыхал Гриша про смелых братьев...

- А я боюсь чего-то, - проговорила кухарка Анфиса и зябко повела плечами.

- Ты боишься, я боюсь... В том-то и беда наша, - сказал Минай.

- А кто не боится?

- Живой всегда боится.

- Лесные братья не боятся, - раздельно произнес Винца: - лесные братья идут своей дорогой, прямой дорогой, не сворачивают... не боятся?

В окне помещичьего дома занялся желтый свет, хлопнула дверь на крыльце, и, невидимая уже в темноте, закричала Перфильевна:

- Тэкля! Тэкля! Куда тебя нечистые унесли?

Пора было расходиться.

Большой Минай ухватил Гришу за пояс и легко поднял высоко вверх одной рукой:

- Уцелела у тебя моя музыка?

- А как же! Вот! - И Гриша вытащил из кармана кость, обвитую веревкой.

- Ну, добро.

Минай опустил мальчишку на землю и ласково подержал свою руку на его волосах. Огромная ладонь накрыла всю Гришину голову, от затылка до бровей. Потом батрак зашагал к хлевам большими своими ногами, обутыми в лапти.

Гриша ни за что не сказал бы Минаю, какие беды пришлось ему узнать из-за Минаевой музыки: два раза ее выбрасывали за окно - и он находил ее потом в колючих кустах крыжовника; кинули в поганое ведро - он выловил ее оттуда, вымыл в сажалке и высушил на солнце. А после этого решил никому не показывать - будет играть один в поле за огородами.

Гриша уже подходил к дому, когда его догнал Ян:

- Завтра утром пойдем в лес!

- К лесным братьям?

- Ага. Захвати хлеба побольше: может, не вернемся.

- Я орехов возьму...

- Можно и орехов. И никому не говори, слышишь? А то беда будет.

Ян зашуршал ногами по росистой траве, убежал.

Дома при малиновом свете лампады сидели рядышком на скамье Гришин отец и учитель Шпаковский, разговаривали. Мать хлопотала по хозяйству.

И на Гришу никто не закричал за поздний приход. Он сел в уголок и от скуки стал чесать босые ноги одну об другую.

Шпаковский - слышно было, что он усмехнулся - сказал:

- Встретил я Дамберга. Вот еще франт! Что ему нужно в наших краях?

- Надо думать, к гувернантке Ирме Карловне ездит, - ответил отец. Понятное дело.

- Непонятно одно: чем такой Дамберг живет?

- Да тебе какая о том забота?

- Интересуюсь такими, как он. Не сеют они у нас, не жнут, а собирать что-то надеются... Ты погляди-ка, Иваныч: за лесом - барон Тизенгаузен, тут - Ирма, а между Тизенгаузеном и Ирмой путешествует вот эдакий Дамберг. И всюду, по всему краю, у помещиков гувернантки - немки.