Радий Погодин - Трень - брень

- Короче, где она?

- В парке.

Тимоша выскочил, хлопнул дверью. За ним побежал Аркашка. И уже потом пошел Боба, почесывая затылок.

Продавщица сказала:

- Они встретятся в парке...

Шут сказал, глядя в пол и краснея:

- Там хорошее место для встречи...

Охотник на цыпочках, чтобы не скрипнуть, пошел из магазина. Он шел затаив дыхание, он не хотел мешать.

- В восемь вечера, - сказал шут.

- В восемь вечера, - сказала ему продавщица.

КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Осень пахнет забродившим яблочным соком. Листья на деревьях - будто крылья чудесных бабочек. Они, наверно, улетают с ветвей к желто-розовым зорям, к багряным закатам, мажутся в огненных красках и прилетают обратно, чтобы всех подразнить своим солнечным цветом.

Осенью - ясным днем, темной ночью, даже в дождь, даже в бурю - слышен печальный какой-то звук, будто поезд уходит. Будто поезд этот последний.

Шут (дядя Шура) бодро шел по аллее старинного, парка. Он говорил:

- Убежала девочка плакать. Как говорится, не прижилась. Но сантименты нам не к лицу! Мы тверды и проворны. Ха-ха-ха... Перемелется - мука будет. Подумаешь, рыжая девчонка - частный случай. - Шут голову опустил. Руки развел. - А самое синее небо над нами. И самые теплые крыши над нами. И самые добрые люди вокруг. И очень хочется тихой красивой личной жизни. Особенно когда мы влюблены... Тс-с... Осторожно... - Шут оглянулся. - Это не детская тема. Я извиняюсь.

* * *

Ольга шла вдоль гранитного парапета, за которым текла речка. Эта речка - протока - впадала в другую речку, а уж та, своим чередом, - в море. Ольга трясла головой, черные, как березовый уголь, волосы падали ей на лоб густой челкой.

Ольга не заметила, как к ней подбежал Боба.

- Эй, ты! - крикнул Боба.

Она не услышала.

Боба дернул ее за рукав. Она остановилась и тотчас приняла оборонительную позицию.

- Не надо, - сказал Боба. - Меня уже били. - Боба повис на скамейке, как тряпка, и звук у него выходил изо рта со свистом, словно Боба испортился. - Полный комфорт. Тимоша теперь за тебя заступается... Тимоша осел. - После этих слов Боба вскочил со скамейки и огляделся. - Я в переносном смысле...

- Имя у него хорошее, - сказала Ольга. - Тимоша.

- Да Юрик он, Юрик. У него фамилия Тимофеев. Ты на меня злишься?

- Боба, я тебе прощаю. Я все-все прощаю. Я ни на кого не сержусь. Зачем? Злой бывает только глупость.

Все птицы в парке громко и удивленно пискнули, словно им открылось нечто великое. Они все разом повернули головки и посмотрели на угрюмую серую ворону, которая сидела на самом высоком дереве. "Кар-р-р", - сказала ворона и, в свою очередь, посмотрела на ястреба, который дремал высоко в небе на распластанных крыльях.

Боба уселся в небрежной позе - нога на ногу.

- Угадай, я умный или глупый?

Ольга сказала:

- Наверно, ты не дурак.

- Правильно.

- Тогда зачем ты все время кривляешься?

- Для балды. То есть для смеха. Без смеха кто я такой? Обыкновенный серый человек.

- И тебе все равно, над чем смеяться?

- Конечно.

Ольга уселась рядом с Бобой.

- Боба, только не врать. Если ты увидишь, что человек тонет, ты бросишься к нему на помощь?

- В зависимости от желания утопающего, - сказал Боба. - Если утопающий, кричит: "Помогите, помогите!" - я брошусь его спасать. Я прилично плаваю, не хуже Тимоши. Если утопающий молча тонет, зачем мне мешать ему? Может, он от этого удовольствие получает.

- Ну так вот, прощай, Боба. Я пришла сюда утопиться.

Боба захохотал.

- Нашла время. Сейчас вода холодная.

- Утоплюсь, понятно тебе? Возьму и утоплюсь в самом деле.

Что-то в Ольгином голосе насторожило Бобу.

- Я тебе утоплюсь! - проворчал он. - Я, конечно, наговорил тебе гадостей, но я не со зла. Я просто поторопился.

- Не уговаривай. Я все обдумала. Я не могу, чтобы меня каждый день изводили и надо мной издевались. Я не великий человек - мне рыжей нельзя быть. И я не актриса - мне нельзя красить волосы. И я не клоун - мне нельзя снять парик после работы. Но жить всю жизнь в тюбетейке я не желаю. Не хочу! Я решила: будет лучше для меня и для всех, если я утоплюсь. А теперь иди. Люди топятся в одиночестве. Передай привет всем... Ну, иди, иди.

Боба стоял перед Ольгой, переминался с ноги на ногу.

- Ну, чего не идешь?

- Можно, я посмотрю? Я никогда не видел, как люди топятся.

- Нельзя. Ты ведь не выдержишь - спасать бросишься.

- Я же сказал - не брошусь. Во-вторых, я простуженный.

- Все равно иди.

- Прощай, - сказал Боба.

- Прощай.

Боба пошел, и Ольга пошла, каждый в свою сторону.