Радий Погодин - Трень - брень

- Что же мне делать? - спросила Ольга.

Боба тут же сунулся с предложением:

- Побрейся. Лучше быть лысым, чем рыжим. Могу биться.

- А еще поэт, - сказала Ольга.

И он к устам моим приник

И вырвал грешный мой язык,

И празднословный, и лукавый...

Разве ты когда-нибудь сможешь такие стихи написать!

Девушка-продавщица погладила Ольгу по голове:

- Ты хорошо читаешь. Не нужно бриться. Проще можно. Стань великим человеком - и все. Великим все разрешается. Великие могут быть рыжими, лысыми, бородатыми, даже лопоухими.

- А если я не смогу?

- Не надо, - сказал охотник. - Посмотри на меня. - Он приосанился, выставил ногу в болотном кожаном сапоге. - Видишь, как я одет? Я одет экстравагантно. А кто дал мне право так одеваться? Охотничий билет. Я охотнкк, и одеваюсь я, как охотник. Сними я ружьишко, патронташ, кинжал, всякий встречный-поперечный надо мной захохочет. А сейчас молчат - не смеются. Потому что у меня охотничий билет - разрешеньице. У меня, жуткое дело, все в соответствии с документом. - Охотник произнес как пророчество: - Удостоверение личности.

Боба захохотал.

- Она тоже охотница. Моржа один на один завалила.

- Ну, завалила. Я его из винтовки.

- Моржа? - Охотник поежился и засмеялся. - Кстати о медведях, сказал он. - Я вам еще не поведал?

- Она оленей била. - Боба от смеха скорчился. Он смеялся с подвизгом.

Охотник смеялся сипло, словно из него пар выходил.

Ольга бросилась к стойке с оружием. Они с продавщицей вместе схватили ружье и потянули его каждый к себе, позабыв, что в незаряженном ружье больше смешного, чем страшного.

Охотник и Боба заливались, словно два саксофона.

Тимоша молчал.

Шут (дядя Шура) тоже смеялся. Он сидел на полу и смеялся голосом скрипки. Из его глаз длинными острыми струйками били слезы.

Закатывался Боба:

- Во врет - уметь надо. Ну и рыжая! Соври еще!

Икал охотник:

- Жуткое дело. Куда мне со своим медведем...

Ольга выпустила ружье. Продавщица спиной ударилась в полку с товарами. Ольга тут же схватила другое. И... грохнул выстрел. Ольга испуганно посмотрела вокруг. Дыма не было, раненых тоже. Это выстрелил шут (дядя Шура) из дурацкого пистолета разноцветными кругленькими бумажками с очень вкусным названием - конфетти.

- Почему вы смеетесь? - спросила Ольга. - Почему вы смеетесь, не зная? Почему вы ему верите, почему вы не верите мне?

- Она нерпу сама себе настреляла на шубу, - взвизгнул Боба.

Ольга выбежала на улицу.

- Боба, имеешь, - тоскливо сказал Тимоша.

- Посмеяться нельзя? Смех - витамин для нервной системы. - Боба снова застрекотал: - Ха-ха-ха!

И никто не заметил, как в магазин тихонько вошел Аркашка с Ольгиным нерпичьим портфелем.

- Ольга, - позвал он. - Ольга!.. Дядя Шура, где Ольга?

- Убежала, - сказала ему шут (дядя Шура).

Аркашка подошел к Бобе.

- Здравствуй, старый бродяга, - сказал ему Боба. - Вижу, ты, брат, не изменился с той благословенной поры, когда ходили кожаные рубли и деревянные копейки, когда короны королей были доступны для нас, как теперь портсигары, когда принцессы были красивыми, а вино крепким, когда наши шпаги не знали ржавчины поражений...

- Здравствуй, старый бродяга. Над Ольгой смеешься?

- Угадал, гениальный ребенок.

Аркашка трахнул Бобу портфелем по голове.

- Еще хочешь?

- Ты что, одурел? - спросил Боба. - Ты, старый бродяга...

- Не за гениального ребенка - за Ольгу.

Боба бросился на Аркашку, он бы смял его, но тут между ними встал Тимоша.

- Отскочите, - сказал он. - Или оба в нокауте. Зачем ее портфель приволок?

- Она улетать хочет. Вот уедет она, если все здесь над нею смеются. А тебя, Боба, я из рогатки достану.

- Уехать? Ребенок! От себя куда уедешь? Нету таких колес. Продавщица посмотрела в глаза дяде Шуре, в самую их сердцевину.

Тимоша бросился к двери. На улицу выскочил.

- Ольга!

- Ольга! - передразнил его Боба. - Еще один спятил.

Тимоша вернулся с улицы, к охотнику подошел:

- А вдруг она не врала?

- Маловероятно, - вздохнул охотник. - Хотя и другое - смеху не к спеху.

- А вдруг она не врала? - спросил Тимоша у продавщицы.

Продавщица кивнула:

- Не врала.

- А вдруг, - сказал шут, - а вдруг врала?

Боба хихикнул, но, поймав скучный Тимошин взгляд, наглухо прикрыл рот ладонью.

- А вдруг? - повторил шут. - Ай-яй-яй, и мы ей поверили.

- Ну и что? Ну и поверили! - сказал Тимоша с сердитым напором.

- Аркашка, где она может быть, твоя Ольга?

- Она не моя. С какой стати она моя? Она такая же моя, как и твоя...