Николай Богданов - Когда я был вожатым

- Это я не со зла. Скушно мне. Завиствую вашей жмсти.

- Понятно, - сказала Надежда Константиновна.

Сказала она это так, что нам вдруг стало понятно Васькино одиночество, его тоскливое чувство, с которым он наблюдает нашу жизнь, не имея возможности войти в нее и зажить вместе с нами.

- Тебе надо быть в коллективе, Вася.

Крупская написала записку и, вырвав листок из блокнота, передала мне, чтобы я пошел вместе с Васькой в гороно, там его определят в детский дом для сирот гражданской войны. Посмотрела на часы и, вздохнув, стала озабоченно собираться - ей было пора на службу.

- Ах, Вася, Вася, - повторяла она машинально, - наш человек, и вот...

Мы почувствовали себя очень неловко, что так разволновали Надежду Константиновну судьбой нашего упрямого Васьки.

Надежда Константиновна поехала в Наркомпрос, а говорящие письма еще долго носились по Кремлю. Васька сумел даже залезть в дуло Царь-пушки, ему помогло то, что он был босой.

КАК МЕНЯ ТОПИЛИ И ВЫТАСКИВАЛИ

Неожиданно в будний день появилась мать Кости Котова, одетая непразднично. Ни роскошной шали с кистями, ни плисовой душегрейки, ни юбок с оборками на ней не было. Вид был строгий и даже несколько торжественный.

- Я в Красную чайную поступаю. Открывается такая у Павелецкого вокзала для ломовых извозчиков, - заявила она ребятам. - Когда у меня сын в пионерах, не могу я в торговках состоять. Буду теперь советская служащая.

Костя принял это заявление как должное. А ребят оно очень обрадовало. Девочки облепили Авдотью Карповну и наперебой старались сделать для нее что-нибудь приятное. Водили в сад, угощали яблоками. Ласкались к ней.

И были в совершенном восторге, когда она заявила, что до открытия чайной решила пожить вместе с нами, помочь во всем, особенно в готовке пищи.

Мы немедленно соорудили ей индивидуальный шалаш и сдали на руки все наше кухонное хозяйство.

При ее помощи мы быстро наладили регулярную кормежку ребят и приготовились в очередное воскресенье покорить родителей четырехразовым питанием с нормальным обедом, с горячим вторым и сладким компотом на третье.

Но тут меня вызвали на заседание районе.

Оставив лагерь на попечение бывшей базарной торговки и будущей советской служащей, я отправился в Москву.

Ничего хорошего я, конечно, от этого вызова не ожидал, достаточно предупрежденный Павликом, но горькая действительность превзошла мои ожидания.

Заведующий районо прямо начал с моего самовольства.

Поставил мне в вину обман вышестоящих организаций.

Вывезя ребят в Коломенское всего лишь на экскурсию, я создал "дикий", никем не разрешенный лагерь.

Не имея никаких на то прав, поставил под угрозу здоровье детей, поселив их в антигигиенических условиях.

Взвалил на плечи детей непосильные работы по самообслуживанию. Допустил прямую эксплуатацию детей, заставив их трудиться на артель "Красный огородник" и в совхозе.

Развивал дурные инстинкты, посылая ребят выменивать разные предметы на продовольствие.

Допускал хулиганские выходки, затевая драки с представителями местного населения. Подумать только - однажды избил батрачонка!

Чем дальше говорил заведующий, тем больше я ощущал себя преступником.

Кончил он тем, что все сигналы трудящихся о неблагополучии в "диком" пионерском лагере, организованном по собственной инициативе вожатым 26-го отряда, подтвердились. Лагерь необходимо немедленно закрыть.

А вопрос о поведении вожатого поставить по комсомольской линии.

Затем выступила Вольнова и сказала, что я своей анархической затеей только компрометирую пионерское движение и идею летних оздоровительных лагерей. Что нам нужно не разбрасываться, а организовать только несколько образцово-показательных по принципу "лучше меньше, да лучше" - таких лагерей, с которых можно было бы брать пример. Пионерам не к лицу играть в юных дикарей.

Она поставила мне в вину случай с делегацией французских коммунистов.

Из-за моего своевольства во французской прессе появились фотографии советских детей в дикарских шалашах, у самоваров, за игрой в чехарду, то есть никак не отражающие настоящей пионерской жизни. Развесистая клюква, словом. И все из-за меня!

Потом выступила одна педагогическая девица и с научной точки зрения доказала вредность моей затеи с самообслуживанием: забота о хлебе насущном принижает психологию детей. Они больше думают о низменных вопросах бытия, чем о высшем назначении социалистического человека.