Тамара Левашова: Улыбашки от Наташки

зубками сверкая,

всё-то ей неймётся,

ведь она такая!

Ведь она цветочек

нежный и кудрявый,

мамин ангелочек

милый и лукавый.

Все её слезинки

в седине у мамы,

подрастает Нинка,

мама моет раму…

Подрумянились щёчки-ямочки,

понакрылись цветами вишенки,

однобоко краснеют яблочки

в паутинной радужной вышивке.

Мячик-солнышко утром раненько,

по ветвям скользит в листьях путаясь,

и цветочек очнулся аленький,

сбросил шёлк травы и не кутаясь,

смыл росинкою пыль-пыльцу дерев,

разрумянился и раскрылся дню,

пробежал пацан и не углядев,

затоптал его прямо на корню…

В зной лугов

сочится дождик,

и в траве густой

прячется намокший ёжик

с грустью и тоской.

Молнии скользят по глади

зелени полей,

электрические пряди

пляшут веселей.

Гром включает погремушку,

среди туч гремит,

лупоглазая лягушка

в рот ему глядит.

Радуга, раздвинув тучи,

над землёй повисла,

зацепила неба кручи

спектром коромысла.

Раззвонились серебром

поутру пичуги,

пахли мятой, чабрецом

иволгины фуги.

Ручеёк слегка бодрил,

в гальку зарываясь,

зорьку ручеёк любил

и журчал ласкаясь.

В зеркале своём купал,

окунал в прохладу,

сочинил ей мадригал

под иволги рулады.

Тамара Левашева 2

Расплескали нежность

ручейки заката,

дарит вечер свежесть

гальки перекатом.

Окаём в тумане

розовым зацвёл,

в призрачной нирване

холодок прошёл.

Крона разговорчиво

с ветром шелестит,

прямо на обочине

лопушок стоит.

Мягкие листочки

розовым горят,

солнечные точки

дарит им закат.

На траву росинки

бисерятся в лёт,

и цветы тычинки

прячут от забот.

Уж вечер заревом заката

прилёг на зыбкий окаём,

селена робко, виновато

дорожку стелет в водоём.

Умолкли птицы, свет фонарный

чернеющий прошил асфальт

и только филин легендарный

не будет этой ночью спать.

Он будет ахать, охать, ухать,

он будет головой вращать,

со ступою Ягу-старуху

привык он в темноте стращать.

Тамара Левашева 2

Дворик зарос полынью,

тын покосился, прогнил,

воспоминания хлынули,

дождь серебром пролил.

Здесь босиком по лужам

детский плескался смех,

коленки в засохших «кружевах»

йод рисовал наспех.

Здесь улыбалась мама,

словно луч солнца светил

в детские слёзы и раны,

отец, хмуря брови, журил.

Манил горизонт закатом,

ветра обманчивый шум,

хочется мне обратно,

но только бурьян обманул.

Дом покосился, гуляют

тени памяти в нём,

родители отдыхают,

уйдя навсегда в окаём.

Полынная память горько

на сердце тоской легла,

я вижу себя на зорьке,

как я уйти могла?!

Рассвет в лесную гущару

просунул пальцы радуг

и мох росистый поутру

и холодит, и радует.

Янтарики смолы блестят,

по лапнику танцуя,

прекрасны шапочки опят,

и свежесть поцелуя,

что ветерок срывает с губ,

что призрачен и сладок,

и раскалдован феей дуб,

маячит кот из сказок.

Паук всё паутину ткёт,

росы вплетая стразы,

целует глупых мух взасос,

выплёвывает сразу.

Колдунья-тропка привела

к бездонному болотцу,

а в нём кувшинка расцвела,

как маленькое солнце.

Тамара Левашева 2

Деревенька моя покосами

красовалась средь бурьянА,

да берёзки желтели косами,

да гречиха от мёда пьяна.

В деревеньке моей затерянной

среди тропок и тына в рост,

в завещании мне доверенной

встрепенулся вещун-алканост.

Он пророчит беду нежданную,

он пророчит пожаров дым

деревеньке моей желанной

и бурьяну вросшему в тын.

Я душою с тобой деревенька,

я тропинки смочу росой,

дождик милый, своею лейкой

ты спаси вековой сухостой.

Деревенька красна оградами,

детских лет сохранила следы,

ты любовь моя ненаглядная,

ты Отечества сладкий дым.

Пусть хранят тебя предков молитвы

и заросший бурьяном тын,

алканост, мы с тобою квиты,

ведь журчит в деревеньке крин.

Тамара Левашева 2

Юдо крадётся сапой,

Юдо застыло грибом,

Юдо мохнатой лапой

накрыло гномика дом.

Юдо бредёт по лесу,

рвёт паутину на мхах,