Владимир Митыпов - Мамонтенок Фуф [журнальный вариант]

Еще раз осмотрев дерево, Олла выбрала другой сук, росший рядом с тем, который облюбовала Чива, и зацепила его длинным ремнем, сделанным из нарезанной полосами антилопьей шкуры.

— Держи, — сказала она, подавая конец ремня Фуфу.

И они вдвоем с трудом оттянули неподатливый сук гак, что он прошел над Чивиной засадой и изогнулся в упругую дугу. Конец ремня Олла крепко привязала за соседнее дерево. После этого она прикинула что-то и своим кремневым топором заострила длинную ветку, росшую сбоку из изогнутого сука.

— Все, — сказала Олла, закончив работу. — Аф останется со мной, а вы ступайте отсюда.

Фуф с Гаем, то и дело с недоумением оглядываясь, перебрели речку и торопливо зашагали по тропе, ведущей на равнину.

Аф, не дожидаясь приказа, тут же исчез, чтобы по первому зову Оллы снова оказаться рядом. А Олла, подхватив свой топор, проворно влезла на соседнее дерево и пропала в его густой листве.

Уже начали сгущаться сумерки, когда под дубом бесшумно, как тень, появилась Чива. Она легко скользнула вверх по стволу, мягко прошла по суку и улеглась. Если бы Олла не видела своими глазами, как мгновение назад на этом месте стояла озираясь Чива, она могла бы подумать, что там просто утолщение дерева. Невольно Олла вспомнила, как однажды вечером в минувшее Белое Время ей довелось увидеть Чивину охоту. Громадный лось без опаски неторопливой рысью шел тропой по редколесью. Он почти уже выходил на равнину, когда с крайнего дерева на него свалилась Чива. Не сделав и десяти отчаянных скачков со страшным всадником на спине, лось рухнул на снег — Чива перегрызла ему шею. От своей добычи росомаха ушла уже по темноте, жутко сверкая горящими красными глазами. Ночью там побывали волки, и к утру от рогатого гиганта не осталось даже клочка шкуры…

В Лес пришел недолгий час тишины, когда все дневные его обитатели смолкают, готовясь ко сну, а ночные же звери и птицы еще ждут прихода настоящей темноты. Чива была зверем сумерков, а всякий сумеречный зверь — постарайся это запомнить, мой юный читатель, — опасен вдвойне. Он сочетает в себе беспощадную ясность дня и темное коварство ночи.

Тишина продолжала все теснее сжимать в своих объятьях оцепеневший Лес. Только раз над сонной водой испуганно чирикнула какая-то пичужка и сразу смолкла, словно кем-то проглоченная.

— Чего мы ждем, человеческий детеныш? — вдруг громко к насмешливо сказала Чива. — Выходи, я тебя увидела сразу. И твоя собака, эта трусливая тварь, лижущая чужие ноги, пусть тоже выходит. Я убью вас еще до наступления ночи.

Олла помедлила и спрыгнула на землю. Аф, конечно, все слышал, но он не показывался, дожидаясь Оллиного зова. Чива продолжала неподвижно лежать на суку, она даже не повернула голову.

— Ты разве не знаешь, что Закон Земли, Воды и Неба запрещает убивать кроме как на пищу? — спросила Олла.

— Я не знаю никакого Закона, — все так же медленно сказала Чива, — ибо не было и не будет Закона там, где проходит граница света и тьмы. Здесь торжествует сила! — вдруг выкрикнула она и с хриплым ревом вскочила черной тенью на ноги. Вспыхнули два кроваво-красных глаза.

Олла резко ударила топором но туго натянутому ремню, изогнутый сук, распрямляясь, со свистом прорезал воздух. Чива взвыла и через миг она уже извивалась в воздухе, насквозь пронзенная длинной заостренной веткой.

Из кустов с торжествующим лаем выкатился Аф и запрыгал вокруг Оллы, стараясь лизнуть ее в лицо. И тут, словно разбуженный его голосом, ожил Лес. Не то вздох, не то короткий порыв пронесся по вершинам деревьев. Заухал где-то филин, тонко тявкнула лисица, издалека донесся пронзительный крик выпи. Потом все перекрыл тяжкий, громоподобный топот бегущего стада бизонов.

Густая теплая ночь упала на Лес, и как-то вдруг, все разом, вспыхнули звезды, окруженные мерцающими венчиками острых лучей.

В конце Времени Большого Солнца бывает такая пора, когда небо вдруг закрывается многослойной пеленой облаков, когда все вокруг становится зябким и сырым, воздух — серым, и все живое — кроме разве обитателей Воды — тускнеет и съеживается. Это на мир ложится первая тень пока еще неблизкого Белого времени. Потом еще будет немало теплых и ясных дней, будет еще и жар солнца и прелый аромат Леса, но поведение всего живого становится уже иным, все начинают готовиться к зиме, и в мир осторожно входит желтый цвет, цвет осени.