Андрей Салов - Нафаня

Мы схватили его, но потеряли друга. В момент водворения спящего кота в мешок Кеша, до этого спокойно взирающий с высоты ели на происходящее внизу, вдруг обиженно каркнул, и, взмахнув крылами, был таков. Мы вернулись домой в надежде застать Кешу там. Но его не было. Не объявился он и утром. Ворон исчез.

Тем временем заключенный в мешок «уголовник», он же вольный житель лугов, полей и лесов Цезарь, начал проявлять признаки беспокойства, тщетно силясь бежать из сермяжной темницы. Нужно было что-то делать…

Куда его несем, я не знал. Я доверял Нафане и шел рядом с маленьким домовенком по петляющей в лесу тропинке…

На краткий миг лес исчез, а затем появился вновь. Но это был другой лес. Окажись на моем месте посторонний, он бы струхнул от происшедшей перемены. Но я привык к подобным превращениям, да и местность показалась мне знакомой. И если это действительно так, то скоро будет поляна с избушкой на курьих ножках, в которой живет нафанина бабка.

Так и есть. И поляна, и избушка, и старая ведьма, что угостила нас вкусным обедом и предоставила во временное пользование воздушный транспорт — ступу.

Поблагодарив бабулю за угощение, мы взмыли ввысь и по истечении нескольких минут головокружительного полета прибыли на место, где будет жить изгнанный из реального мира Цезарь.

Это место я узнал. Мне доводилось бывать здесь и раньше. Лукоморье! Лишь одной маленькой детальки не хватало до знакомой картины. Не было ученого кота, давнишнего моего приятеля, давшего однажды мне прекрасный совет.

Осиротевший дуб печально качал ветвями. Золотая цепь, опоясавшая могучего исполина, потускнела, утратив от одиночества былой блеск. На мой немой вопрос Нафаня ответил коротко: «Умер, слишком стар он был».

Я развязал мешок, из которого пулей выскочил ошалевший от внезапной свободы Цезарь. Оказавшись подальше от ненавистного мешка, он принялся озираться по сторонам, намечая пути для бегства на тот случай, если мы вновь попытаемся его пленить.

Его глаза наткнулись на дуб, вспыхнув, вперились в золотую цепь. А когда мы с Нафаней подошли к ожившему и радостно зашумевшему лесному исполину, то нашим глазам явилось невероятное перевоплощение Цезаря. Он больше не имел ничего общего с тем пушистым громилой, что в страхе держал деревенские курятники. С его физиономии исчезло все разбойничье. Его теперешний облик выражал величие и, как ни странно, мудрость.

Когда я протянул руку, чтобы напоследок погладить Цезаря, он, преисполненный достоинства, уклонился и бархатистым голосом произнес длиннейшую тираду. Я не понял ни слова. Мои познания в английском языке были более чем скромными, но я могу сказать с уверенностью, Цезарь говорил на нем.

Оставив кота в одиночестве упражняться в красноречии, мы с Нафаней вернулись в избушку ведьмы. Вернув бабке ступу и откланявшись, мы отправились в обратный путь.

Возле границы, разделявшей сказочный мир от реального, над головами промелькнула серая тень птицы, крикнувшей: «Привет!» — на удивление знакомым голосом. Это был Кешка!

После мимолетной встречи с неблагодарным другом, Нафаня опечалился, и лишь мое обещание достать ему другую птицу, экзотическую, оживило его.

На этом мы и расстались с Нафаней до новых встреч и приключений.

Африканская история

Обещание, данное Нафане, я сдержал, и вскоре в доме у бабки поселился разноцветный красавец — попугай, житель африканских джунглей. Но при всей красоте Гоша, так окрестил его Нафаня, оказался на удивление бестолковой птицей.

Маленький домовой со свойственной ему напористостью принялся искоренять недостаток в воспитании экзотической птицы, причем процесс обучения проходил не всегда педагогично. Особенно в те дни, когда Нафаня взрывался от упрямого нежелания Гоши постигать азы грамотности, от его независимой рожи, не желающей даже взглянуть на маленького педагога. Не прочь Гоша был и поспать на занятиях или почистить перышки. Ему вообще было наплевать на суетящееся возле клетки серое существо.

Понимая, что теряет время, Нафаня переходил от уговоров к делу. Он брал острую вязальную спицу и с ней подходил к клетке. Затем говорил несколько фраз, которые крылатый бездельник должен был повторить в точности, и горе ему, если он этого не делал. Тотчас же его пребольно кололо в бок нафанино оружие.

Много капель крови пролил бедолага Гоша, не раз он вскидывался на жердочке от безумной боли, но дело пошло на лад. Не зря Нафаня драл горло и натруждал руки выпадами импровизированного копья — Гоша стал делать ощутимые успехи.