Андрей Салов: Нафаня

Эта воистину сказочная, фантастическая история случилась со мной несколько дней назад. Один знакомый предложил мне выгодную сделку, от которой я не смог отказаться. В обмен на несколько кружочков старинных монет он предложил мне солидную сумму наших, пусть и неконвертируемых, но все же желанных рублей.

Мы ударили по рукам, и уже вечером я трясся в электричке, направляясь в деревню к бабке, где, как я был уверен, есть то, что мне нужно.

Бабуля очень обрадовалась приезду любимого внука, и уже спустя минуту, как по мановению волшебной палочки, на простом деревянном столе, покрытом белой скатертью, появилась обжигающая, бесподобно вкусная картошка, шмат деревенского сала и крынка настоящего парного молока, вкус которого я уже давно позабыл, поселившись в пыльном и грязном городе.

Бабка на удивление быстро дала разрешение на «обыск» и даже указала место, где, по ее разумению, должно находиться то, что меня интересует. Мысленно я уже поздравлял себя с успехом.

Закончив трапезу и направляясь в кладовку к заветному сундуку, я не обратил особого внимания на странные слова бабки, произнесенные мне вослед: «Смотри там, внучек, поосторожнее, не обижай Нафаню!»

— Ну, вот еще, — буркнул я себе под нос, — стоит меня предупреждать о каком-то там коте, к ним я равнодушен, я уже давно вышел из того возраста, когда этих созданий мальчишки самозабвенно таскают за хвост и также самозабвенно верят в сказки.

Верят в сказки. Лучше уж таскать кота за хвост, привязывать к его хвосту банку, чем верить таким глупостям, как сказки. В сказки я не верил это точно, по крайней мере, до того момента, пока не повстречал Нафаню, — маленького и нахального серого домового. Впрочем, обо всем по порядку.

Лампочка в кладовке светила тускло. Нужно будет сменить ее, в очередной раз дал себе слово. Но худо-бедно, а видно было, так что то, что со мной случилось, на зрение и темноту валить я не имею права.

Открыв сундук, откладывая в сторону ненужный хлам, я принялся искать то, ради чего собственно, сюда и заявился.

Вот тут-то и появился Нафаня, нарисовался во всем своем блеске и величии. Сперва я принял его за мышь, в тот момент, когда в углу послышались какие-то подозрительные шорохи. Приглядевшись, я заметил в куче рухляди в самом конце кладовки какое-то серое существо с плутоватой рожицей.

По этому поводу я даже произнес небольшую речь.

— Мышь, — сказал я, — мышь полевая, мышь амбарная, грызун и вредитель, — констатировал я сей факт и в доказательство своей правоты швырнув в угол подвернувшийся под руку старый, еще покойного дедушки башмак.

Мышь проворно увернулась и, возмущенно хмыкнув, перебралась на коробку со старой посудой, где и открыла свой рот. И тут произошло невероятное. Мышь заговорила! Нормальным человеческим языком, глядя на меня и, без сомнения, обращаясь именно ко мне.

— Болван, молодой тупоголовый кретин, — молвило существо, что при более пристальном рассмотрении походило скорее не на мышь, а на крохотного, покрытого серой шерстью человечка.

Я застыл на месте с зажатыми в ладони монетками, недоуменно взирая на происходящее, напряженно размышляя о том, хорошо ли я спал прошлой ночью и не слишком ли много хватил за обедом парного молока.

А тем временем серое существо, пользуясь моим замешательством и недоумением, продолжало разглагольствовать в том же духе, не забывая время от времени поносить меня еще более обидными словами. Смысл его речи сводился к тому, что даже самая последняя мышь в тысячу раз умнее такого идиота, как я, а что касается его, Нафани, так я не стою и пучка его превосходной шерсти.

Вскоре я вышел из состояния оцепенения, и в зарвавшегося оратора полетел еще один башмак, от которого он снова благополучно увернулся, не прекращая ни на миг своей гневной обличительной речи

Последующие несколько минут были сущим светопреставлением. Не на шутку разгневанный высокопарными речами незваного оратора, я занялся обстрелом всерьез, швыряя в него все подряд. Он искусно маневрировал, уклоняясь от моих метательных снарядов, причем с каждым новым залпом поток его красноречия отнюдь не иссякал, а наоборот, становился все более пышным и колоритным.

Настал момент, когда я, вконец обессиленный, повалился на какие-то узлы прямо у сундука, глотая поднятую нашей возней пыль, а мой мучитель с явно чересчур длинным языком, продолжал атаку на психику, уже в десятом колене понося моих предков и будущих потомков.