Джон Коннолли - Жнецы

– Думаю, многим, когда их тянут за эти ниточки, становится щекотно. А щекотку мало кто любит.

– Уверен, что с этим можно что-то сделать, – сказал Гэбриел. – Ну а пока у нас есть более насущные вопросы: кто это сделал и как нам застраховаться от того, чтобы такое повторилось?

– «Нам»?

– Представь себе. Даже спустя все эти годы я чувствую за тебя определенную ответственность. К тому же в некотором смысле твои проблемы – это мои проблемы, особенно если они как-то соотносятся с тем, что имело место при моей опеке. Хотя все это могло быть связано и с какими-то твоими делами. Взять твоего друга Паркера: у него есть особенность обзаводиться интересными врагами.

– Уилли сказал, что агент Паркера ни разу не упомянул. С языка у него не сходил только я.

– Это хорошо.

– Что значит «хорошо»?

– Сужает поле. Я не слышал, чтобы кто-то назначил цену за твою голову, да и вылазка была, как ты сказал, практикантская. Любой, кто бы выставил насчет тебя метку, позаботился б нанять кого-нибудь профессиональнее. На твоем месте я бы даже обиделся, что кому-то взбрело в голову иметь с тобой дело в такой грубой, неотесанной манере.

– Да, я весь испереживался. Кстати, о птичках: надеюсь, вы выслали веночек для Детки Билли?

– Такой исход нельзя было исключать, – скорбно вздохнул Гэбриел. – Его болезнь все более прогрессировала. Требовалась радикальная хирургия. И кто-то, очевидно, взял операцию на себя.

– Уверен, он бы одобрил альтернативное мнение.

– Лечение было выбрано самое лучшее: быстро и весьма эффективно.

– Я бы сказал, Блисс -тяще.

Лицо Гэбриела болезненно покривилось.

– Можно было хотя бы поставить меня в известность, – укорил Луис.

– Что ты по этому поводу слышал?

– Так, слухи. Только и всего.

– С ним уже давно никто не сталкивался. Его списали со счета: полагали, что его нет в живых.

– Мечты-мечты.

– Он тебя пугает? – уже с прежним спокойствием и лукавинкой спросил Гэбриел.

– У меня есть причина пугаться?

– Не то чтобы я знал какую-либо конкретику. Хотя в отношении этого джентльмена можно лишь теряться в догадках. Он уже долгое время как исчез из поля зрения, но вам двоим и правда есть что вспомнить. И если он действительно возвратился, то может оказаться в настроении возобновить старые знакомства.

– Меня это как-то не очень утешает. Да и вас, наверное.

– Я старый больной человек.

– Ему доводилось убивать и больных, и старых.

– Я немного другой.

С этим можно было согласиться.

– С давешним вторжением вы с партнером сладили весьма успешно. Так что если он что-то и задумает, то совладать с тобой ему будет все так же непросто, как и в прежние годы. Как ты поступил с мусором?

– Как и положено, утилизовал. На свалку.

– А с пожилой леди?

– Купили ей шоколадный торт.

– Если б всех можно было так легко умаслить. Как там твои друзья из автомастерской?

– Порядком выбиты из колеи. Я им посоветовал на несколько дней закрыться. Сейчас они гостят в отеле.

Гэбриел допил лимонад и, поднявшись, подтянул к себе газету и сунул в карман пальто.

– Через денек-другой что-нибудь появится, – обозначил он срок.

– Буду признателен.

– Нехорошо, чтобы все это затягивалось. От этого страдают все.

– И потому нам нельзя с этим мириться.

– Определенно. Ну что, ступай с миром. И не забывай поглядывать по сторонам.

С этим напутствием Гэбриел удалился.

Двумя днями позже, утром, Гэбриел присутствовал на еще одной назначенной им встрече, теперь уже в Центральном парке. После хмурой погоды предыдущих дней голое хрустально-синее небо было совершенно свободно от облаков, а воздух казался чистым до скрипа, как будто за ночь из него, пускай и ненадолго, каким-то волшебным образом выпарили миазмы и грязь большого города. Это было словно утро из детства. Хотя с возрастом Гэбриел уже не без труда припоминал, каким он был в те далекие годы. Фрагменты оставшейся памяти рисовали некоего другого человека, никак не связанного с теперешним, и вместе с тем смутно знакомого. Ощущение сродни просмотру старого фильма, когда припоминаешь: да, где-то ты видел картину и что-то такое при этом чувствовал, но когда это все было?

Гэбриел ненавидел стареть. Ненавидел быть старым. Вид Луиса напоминал ему обо всем, кем и чем он когда-то был сам; о силе и влиянии, которым некогда обладал. Из этого не все еще ушло, кое-что да осталось. Да, у Гэбриела больше нет в распоряжении Жнецов, готовых за мзду выполнять его или чужую волю, но ему все еще причитались отдельные благодеяния за оказанные некогда услуги, за поддержание конфиденциальности, за разруленные проблемы и вовремя оборванные жизни. Свои секреты Гэбриел хранил надежно и бережно, ибо знал: от них напрямую зависит его существование. Они были его безопасностью, а если надо, то и оборотным капиталом.