Джон Коннолли: Сэмюэл Джонсон и врата ада

В самом начале, примерно тринадцать миллиардов семьсот миллионов лет назад, существовала очень-очень маленькая точка. [1] Ученые называют эту точку сингулярностью. Для религиозных людей она — пылинка в глазу у Творца. Некоторые ученые утверждают, что нужно выбрать — либо Бог (или боги), либо сингулярность. Некоторые верующие говорят то же самое. И тем не менее вполне можно верить и в сингулярность, и в какого-нибудь бога, если захочется. Это личное дело человека. Для первого нужны доказательства, для второго — вера. Это разные вещи. Но до тех пор, пока их не начинают путать, все в порядке. (Прим. авт.) Эта точка была горячей и невероятно тяжелой, и все, чему только предстояло существовать, было втиснуто в самую крохотную на свете сферу. Эта точка, на которую с неимоверной силой давило все, чему когда-либо предстояло существовать, взорвалась и надлежащим образом рассеяла все, что было и будет, по тому, что теперь является Вселенной. Ученые называют это Большим взрывом, хотя на самом деле никакого взрыва не было, потому что все произошло повсюду и одновременно.

Да, и еще кое-что насчет возраста Вселенной. Некоторые утверждают, что Земле всего десять тысяч лет, люди и динозавры жили примерно в одно и то же время, как в «Парке юрского периода» или в фильме «За миллион лет до нашей эры», а эволюции (изменения наследственных признаков, передающиеся из поколения в поколение) не существует и не существовало никогда. Учитывая имеющиеся доказательства, трудно не прийти к мысли, что эти люди, пожалуй, ошибаются. Многие из них также верят, что Вселенная была создана одним бородатым стариком за семь дней, с перерывами на чай и бутерброды. Может, это и правда, но если Вселенная и вправду была создана именно таким образом, это были о-очень долгие дни, примерно по два миллиарда лет каждый, плюс-минус несколько миллионов лет, и бутербродов ушла целая куча.

В любом случае, давайте вернемся к точке и отметим один важный для нас момент. Строительные кирпичики всего-всего, что мы видим вокруг себя, и еще большего количества вещей, которых мы увидеть не можем, разметало взрывом из крохотной точки, и так возникли планеты и астероиды, киты и волнистые попугайчики, вы, Юлий Цезарь и Элвис Пресли. [2] На самом деле примерно один процент помех, которые мешают иногда смотреть телевизор, — это следы Большого взрыва, и если бы мы воспринимали электромагнитные волны, а не обычный видимый спектр, небо по ночам казалось бы белым, а не черным, потому что оно для нас светилось бы жаром Большого взрыва. А из-за того, что атомы очень маленькие и постоянно используются вторично, с каждым вдохом в наши легкие попадают атомы, которые когда-то выдохнули Юлий Цезарь и Элвис Пресли. Так что крохотная частичка вас когда-то правила Римом и пела «Blue Suede Shoes». (Прим. авт.)

Ах да. Еще Зло.

Ведь где-то там присутствовала и всякая пакость — то, что заставляет в целом разумных людей строить козни друг другу. Немножко этой пакости есть в каждом, и самое лучшее, что мы можем, это не допускать, чтобы она слишком часто управляла нашими поступками.

Но точно так же, как приняли определенную форму планеты и астероиды, киты, волнистые попугайчики и люди, в темнейшем из темных мест приняло некий облик Зло. Оно занималось этим, пока Земля остывала, а тектонические плиты перемещались, и когда наконец возникла жизнь, Зло обрело мишень для своего гнева.

До сих пор оно не могло добраться до нас, потому что Вселенная устроена не по вкусу Зла — ну, или так кажется на первый взгляд. Но тварь во тьме была очень терпеливой. Она поддерживала огонь своей ярости и ждала возможности нанести удар…

Тем вечером мистер Абернати открыл дверь, в которую позвонили, и увидел на пороге невысокую фигуру в белой простыне. В простыне были прорезаны две дырки на уровне глаз, чтобы гость мог ходить, ни на кого не натыкаясь, — разумная предосторожность, особенно если учесть, что на нем были еще и очки с толстыми стеклами. Очки сидели на носу поверх ткани, что придавало гостю сходство с близоруким и не очень-то жутким привидением. Из-под края простыни торчали разномастные кроссовки, левый — синий, а правый — красный.