Джон Коннолли: Создания смерти, создания тьмы

В машине холод, как в склепе, но мне именно это и нужно. Я предпочитаю включать кондиционер на полную мощность, чтобы не давать себе расслабляться. Тихо работает радио, но сквозь шум мотора упрямо пробивается мелодия, и можно разобрать слова: что-то о плечах и дожде. В восьми милях отсюда остался Корнуэльский мост. Скоро я доберусь до Южного Ханаана, затем пересеку его, ну а дальше — граница штата, и за ней — Массачусетс. Далеко впереди постепенно тускнеет солнце, и день, истекая кровью заката, медленно бледнеет, неотвратимо вползая в ночь.

* * *

В ночь их смерти первой прибыла патрульная машина, рассекая ночную тьму светом фар. Двое патрульных держались с тактичной сдержанностью, сознавая, что приехали по вызову своего коллеги-полицейского, оказавшегося в роли жертвы.

Я сидел в прихожей нашего дома в Бруклине, обхватив руками голову. Патрульные вошли в кухню, где и увидели останки моих жены и ребенка. Я отрешенно наблюдал, как один из полицейских поднялся наверх. А второй проверил гостиную и столовую. Но все это время кухня неудержимо влекла их к себе, призывая в свидетели.

Я слышал, как они сообщили в отдел по расследованию убийств о вероятном двойном убийстве. В их голосах отчетливо слышалось потрясение, но, надо отдать им должное, они постарались насколько можно бесстрастно описать увиденное, как и следует знающим свое дело полицейским. Не исключено, что даже тогда у них имелись подозрения на мой счет. Эти ребята служили в полиции, и кому, как не им, было известно, на что оказываются способны люди, не исключая тех, кто входил в их ряды.

Храня молчание, патрульные разделились: один занял место у машины, а другой остался со мной в прихожей. Молча мы дождались приезда детективов, вслед за которыми подъехала машина скорой помощи. Детективы прошли в дом под недоуменными взглядами соседей, наблюдавших за происходящим из окон своих домов. Некоторые подходили ближе, желая узнать, что могло произойти с живущей по соседству молодой парой, у которой такая славная белокурая малышка-дочка.

— Берд, — разрушил оцепенение знакомый голос. Я провел рукой по лицу, и только теперь тело мое сотряслось от рыданий. Рядом со мной стоял Уолтер Коул, за ним, немного поодаль, — Макги. В свете мигалок лицо Уолтера сохраняло бледность — отпечаток увиденного в кухне кошмара. Снаружи донесся звук вновь прибывших машин. Остановившаяся у крыльца санитарная карета привлекла внимание Коула.

— Медэксперт здесь, — объявил один из патрульных, рядом с которым стоял худощавый молодой человек без кровинки в лице. Коул кивнул, жестом указывая в сторону кухни.

— Бердман, так ты расскажешь мне, что здесь произошло? — голос Коула звучал настойчиво и жестко.

Я въезжаю на стоянку перед цветочным магазином. Легкий ветер играет полами моего пальто, и они, словно детские руки, касаются моих ног. В магазине прохладно, пожалуй даже холодно. В воздухе разлит пьянящий аромат роз. Розы — цветы на все случаи жизни, и спрос на них есть всегда.

Пожилой мужчина, склонясь над маленькими зеленым растеньицем, придирчиво рассматривает его мясистые, словно покрытые воском листья. При виде меня он с трудом разгибается:

— Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?

— Мне нужны розы. Выберите дюжину, нет, лучше две дюжины.

— Две дюжины роз, хорошо, сэр, — повторяет старик. Преодолевая боль и едва сгибая колени, отправляется выполнять заказ. На вид ему чуть больше шестидесяти. Он крепко сложен и совершенно лыс. Суставы его пальцев вздулись от артрита.

— Кондиционер барахлит, — поясняет он, и, проходя мимо допотопного щита управления, поворачивает регулятор, но без какого-либо эффекта.

Магазинчик расположен в здании старой постройки. Сквозь дальнюю стену видна примыкающая к нему теплица. Открыв дверь, старик осторожно выбирает розы из бадьи с водой. Отсчитав двадцать четыре штуки, он укладывает цветы на расстеленную пленку.

— Может быть, подарочную упаковку?

— Нет, пленки достаточно.

Старик вглядывается в меня, и я ясно вижу, что он силится меня вспомнить.

— Мне кажется, я вас знаю. Где-то я вас видел.

В суете больших городов людские воспоминания улетучиваются быстро. А чем дальше в глубинку, тем крепче у людей память.

* * *