Сергей Дигол: Отпечатки на следах [СИ]

— Сейчас, сейчас! — закричал Сергей, когда однажды Сашка действительно вернулся неожиданно, застав Платона — о нет, всего лишь за совершением гигиенического ритуала.

— В душевую чего не идешь? — спросил Сашка.

Было видно, что он искренне удивлен.

— Вот сам и мойся с дерьмом, — отрезал Сергей, смутив соседа не только категоричностью суждения, но и резкостью интонации.

На следующий день Саша Терлецкий купил большой пластмассовый таз.

Только синий.

3

Он прекрасно помнил тот самый первый раз. Когда поклялся самому себе, что больше этого не повториться. Что он не наследит в это треклятое будущее, которого — к чему пустословить? — у его следов, конечно же, нет.

Она была прекрасна, и будущем представлялась только она. Не умозрительным, не воображаемым, и не дерьмовым как прежнее — все–таки не случайно, за неимением подлинной перспективы, он спускал его в унитаз.

Она была будущим, которое можно было потрогать. Отчего Сергей боялся даже случайно коснуться ее руки, или плеча, не говоря про остальное и отчего ему захотелось дотронуться до нее во сто крат сильнее. Будущее было совсем рядом, будущее было во плоти и у него были отчаянно зеленые, просто–таки изумрудные глаза.

Из–за этих зеленых глаз он и нарушил впервые клятву.

— А ты в общаге живешь? — спросила она и уставилась своими изумрудными глазами прямо ему в глаза.

Согнувшись, чтобы никто не заметил беззастенчиво выросший бугорок чуть ниже пряжки ремня, Сергей стрелой влетел в уборную и едва расстегнул ширинку, как струя ударила прямо в двухметровую трубу, разгоняющую содержимое бочка до скорости достаточной для уничтожения самых расторопных мух, имеющих несчастье увлечься сбором питательного материала прямо на территории смыва.

Таня Гузун возникла ниоткуда — в прямом, хотя и с натяжкой, смысле. Зашла в аудиторию и села за свободный стол, вызвав у одногруппников, впервые собравшихся вместе после первых летних каникул, не меньше недоумения, чем никому незнакомый старикан, втесавшийся в компанию друзей–фронтовиков и настойчиво уверяющий, что в одной роте с ними освобождал Сталинград.

— Я из Новгорода перевелась, — пояснила она, на первой же перемене невольно образовав вокруг себя любопытствующий круг.

— Из Нижнего или из Верхнего?… Ну, добро пожаловать в нашу канаву… Привет, а меня Леной зовут… — галдели одногруппники, и только Сергей молчал.

С первого мгновения он почувствовал влекущую и непреодолимую, как черная дыра на пути звезд, силу Таниных глаз. Ее мерцающих, с каждым похлопыванием ресниц, изумрудов. Его даже озарила гипотеза, что ее глаза фосфоресцируют в темноте, и однажды вечером он долго и незаметно шел за ней, чтобы проверить свою версию, шел до самого подъезда, но она так и не оглянулась.

Но когда он увидел эти глаза в своей комнате в общаге, случилось нечто обратное — для Сергея словно свет погас. Зато Сашка, казалось, готов добровольно утопиться в бассейне изумрудного цвета, обращая — надо отдать должное его галантности — не меньшее внимание и второй паре глаз. Саша сидел на корточках, положив подбородок на скрещение рук, а руки — на собственную кровать и переводил лукавый взгляд, который девчонки наверняка сочли нежным, с одной подружки на другую. С Тани на Лену, а с Лены на Таню. На двух подружившихся за пару недель одногруппниц, которые, сидя на Сашиной кровати лицом друг к другу, и одетые почему–то в спортивные костюмы, делавшие их совсем не модельные фигуры и вовсе мешковатыми, не отводили глаз друг от друга даже тогда, когда общались с Сашой и лишь одна из них подняла свои изумруды — всего один раз и на вошедшего в комнату Сергея.

Впоследствии Сергей так и не мог вспомнить, сказал ли он что–нибудь Саше и девчонкам, или хотя бы поприветствовал их. Хорошо помнил он одно — разворот «Спорт–экспресса» перед глазами, которым он демонстративно отгородился от присутствующих.

Он делал вид, что читал, они представляли дело так, что находятся в комнате втроем. Похоже, обе стороны настолько погрузились в собственные роли, что Сергей уснул с газетой на лице, а Таня с Леной напрочь забыли о том, что под газетой лежит не манекен. Во всяком случае, так уверял его Сашка, а еще, как бы невзначай, заметил:

— Зря ты так с Танькой.

— Тебе–то что? — взвился Сергей, но тут же переиграл партию, — они же к тебе пришли.

— Придурок ты, — мягко, насколько позволяет слово, сказал Сашка, — придурок, каких мало.