Андреас Эшбах - Нобелевская премия

— Ах, если бы сейчас здесь был и мой Ганс-Улоф! — мечтательно вздохнула она, даже не догадываясь, что ничем другим не смогла бы так сильно омрачить нам настроение.

Кристина смущённо смотрела в свою чашку.

— Как я понимаю, вы хотите знать, почему я сбежала? Я отрицательно помотал головой.

— Мы знаем.

— Всё?

— Всё.

— Уф, — с облегчением вздохнула она. Её взгляд скользил по текстуре стола. — Только я все равно не вернусь. Это рано или поздно кончилось бы плохо. Но я не собираюсь подавать на папу заявление и всё такое. Я знаю, это только потому, что он не перенес мамину смерть. Он всё время принимал таблетки, много лет…

— Вопрос не в том, должна ли ты возвращаться, — сказал я, — а в том, правильно ли тебе оставаться здесь.

— Конечно, правильно, — выпалила она как из пистолета. — Я не позволю, чтобы бабушку отправили в дом престарелых.

— В дом престарелых? — возмутилась старушка. — Ни в какой дом престарелых я не пойду. А кто тогда будет смотреть за домом?

Я переглянулся с Биргиттой, и она бессильно пожала плечами.

— Не знаю, Кристина, — пролепетала она, — ведь тебе всего четырнадцать…

— Ну и что? Моя мама в этом возрасте тоже жила самостоятельно.

— Кстати, об этом, — ухватился я, — а ты-то здесь на что живёшь?

Моя племянница состроила самую невинную мину.

— О, это не проблема, у бабушки хорошая пенсия. Если при покупках обращать внимание на цену и кое-что делать своими руками, то на двоих вполне хватает.

Она демонстративно откусила особенно горелый край печенья.

— Но ведь бабушке выплачивают пенсию не напрямую?

— С тех пор как я договорилась с социальной службой, уже напрямую.

Я хотел что-то возразить, но Биргитта прикрыла ладонью мою руку и вставила:

— Я думаю, не стоит беспокоиться. Эти заботы ничто по сравнению с теми, что у нас были.

Кристина наморщила лоб.

— Какие ещё заботы? — Она откинулась на спинку стула и недоверчиво оглядела нас. — Что это вообще за история с вами, и почему вы вдвоём?

Биргитта рядом со мной с шумом вдохнула, и я ответил:

— Это я расскажу тебе в другой раз. А сейчас я хотел бы знать, как ты представляешь себе своё дальнейшее образование.

Ага, поймал. Она надула щёки, подвинула свою чашку слева направо и пробубнила:

— Ну, говоря по правде, многие прекрасно обходятся и без него…

— Прекрасно ли? — усмехнулся я. — Если ничему не учиться, ничего не добьёшься в жизни. И эти слова, — добавил я, как только Кристина собралась возразить, — сказала мне твоя мать , когда ей было столько лет, сколько тебе сейчас. Итак, никаких отговорок. Если ты хочешь остаться здесь, будешь ходить здесь в школу.

Биргитте удалось по телефону организовать на завтрашний учебный день замену для себя, и мы смогли, терпя двусмысленные взгляды моей племянницы, остаться там на ночь, чтобы на следующий день обойти все необходимые инстанции.

Заведующая службой социальной помощи, простая женщина с узелком волос на затылке и с фигурой борца, была в восторге от Кристины.

— Во-первых, — сказала она, — у нас хроническая нехватка персонала, и она для нас как дар небес. А главное, такой удачный случай! Кристина всё мне рассказала, знаете? Иметь возможность благодаря хорошим отметкам перепрыгнуть целый класс и после этого принять решение посвятить этот лишний выигранный год уходу за больной, престарелой бабушкой — я бы на месте её классной руководительницы гордилась ею, это я должна сказать вам прямо.

Я смог на это лишь растерянно кивнуть. Талант изобретать отговорки, просто вытряхивая их из рукава, видимо, коренится в генах и передаётся по наследству.

Биргитта тем временем переговорила с директором ближайшей гимназии. Она объясняла мне детали, но я из них понял, честно говоря, только то, что они, в конце концов, сообща нашли какой-то путь сквозь лабиринт предписаний, чтобы Кристина смогла без лишней волокиты перевестись в эту школу.

— Естественно, её отец должен дать официальное согласие на это, — заключила она.

— Даст, это я гарантирую, — ответил я. Кристина приняла эти новости с самообладанием и пообещала постараться, а бабушка тем временем опять пыталась выяснить у неё, кто я такой.

На обратном пути нам пришлось заправляться. У кассы магазинчика при бензоколонке мой взгляд упал на заголовки газет, и я не поверил своим глазам: «Скандал вокруг „Рютлифарм“» и «Нелегальные медицинские опыты на сиротах».

— Вторая колонка! — С трудом дошёл до моего сознания нетерпеливый голос. — С вас 307 крон.