Андреас Эшбах: Видео Иисус

Он ждал их с той минуты, как понял, что прославится. То, что они явились так скоро, удивило его, но не поразило.

Сперва показалось лишь облако пыли в далёкой дали. Он тотчас заметил его краешком глаза, потом поднял голову и вгляделся пристальнее, раздумывая, не играют ли с ним злую шутку его расшалившиеся от напряжённого ожидания нервы. Такие облачка пыли поднимали машины, едущие по каменистой дороге, которая пролегала примерно в миле юго-западнее лагеря. Нет, это наверняка всего лишь грузовик, который направляется в ближнюю деревню. Да-да, именно так. Это совсем не то, чего он ожидал.

Он снова обратил взгляд к нескольким квадратным сантиметрам земли, которую уже битый час обрабатывал кисточкой из щетины. Было жарко. Стоял июнь, и с самого раннего утра температура поднималась до тридцати градусов и выше, после чего все избегали даже поглядывать на термометр. Дождя не видели уже несколько недель, и для работы это было бы хорошо, но верхний слой почвы из-за этого превратился в тончайшую противную пыль, которую вздымал малейший ветерок — и они ею дышали, глотали её, уносили на себе в свои палатки и походные койки, и избавиться от неё до конца раскопочных работ не представлялось возможным. Смешавшись с потом, она образовывала тонкий слой грязи, против которой был бессилен экономный капельный душ, смонтированный в лагере.

Да, он должен признаться в этом самому себе: он ждал. В нём что-то дрожало от нетерпения. Он должен признаться, что работал только для того, чтобы как-то отвлечься от ожидания. Монета, на которую он только что наткнулся, голыми руками осторожно раздвигая почву на одном из участков, была шекелем из времён Иудейской войны — драгоценная монета с изображением цветка с тремя бутонами, древне-еврейская надпись по краю. Он долго чистил её кисточкой, чтобы сфотографировать и потом занести в журнал раскопок. В другое время такая находка привела бы его в восторг. Серебряные монеты высокого достоинства евреи чеканили только во время краткого периода римской оккупации, иначе говоря, во время Иудейского восстания, которое началось в 66-м году и было подавлено римскими войсками в 70-м году. Тогда же был разрушен Великий Храм и началось изгнание иудеев. Монета была очередной находкой, дающей возможность точно датировать захоронение, которое они раскопали.

Но мысли его были все это время прикованы совсем к другой находке — вчерашней. На неё наткнулся один из рабочих, молодой студент из Соединённых Штатов, — но он был единственным, кому было ясно её значение. У него мороз бежал по коже, когда он думал о ней. До сих пор ещё никогда археологи не сталкивались с таким щекотливым предметом, который грозил пошатнуть основы цивилизации.

Облако пыли приближалось, теперь оно достигло развилки и вместо того чтобы продолжить путь в направлении деревни, повернуло в сторону лагеря. Чарльз Уилфорд-Смит отложил кисточку на раскрытый журнал раскопок, между страницами которого поскрипывал песок, и встал.

Пейзаж, открывающийся взору в этих местах, раздражал его всякий раз, как только он осматривался по сторонам. Пустая, безжизненная земля простиралась вдаль скупыми волнами, лишённая растительности — за исключением единичных жалких былинок, уцелевших в тени крупных камней. Они придавали равнине хоть какую-то зеленоватую дымку. Эта равнина переходила на горизонте в седые, древние холмы, от первоначальной высоты которых ветер мало что оставил, продувая их бессчётные тысячелетия и продолжая продувать и сейчас. Несмотря на открытый горизонт, чувства пространства и дали не возникало. Напротив, в этой местности человек ощущал себя как под лупой, под зажигательным стеклом. Тут чувствовалось даже физически, как история трёх — самое меньшее — культур фокусировалась в этой земле. Каждый камень, каждый иссохший кустик был напоён памятью о кровавых драмах и беспощадных преследованиях; дальний отзвук голосов библейских пророков, казалось, всё ещё разносился эхом среди гор, и страсть бесчисленных молений пронизывала тело, словно радиоактивное излучение.

Он неторопливо снял с головы широкополую шляпу от солнца, которую всегда надевал во время работы. Она невольно стала чем-то вроде его фирменного знака, и многие годы оставили на ней свои следы. Он достал из кармана платок, бывший когда-то белым, и вытер им лоб и череп, который вот уже несколько десятилетий постепенно покидали поседевшие волосы.