Андреас Эшбах - Нобелевская премия

— Вот.

Я часто думаю о своей бабушке, как она там одна сидит в своём домике и смотрит телевизор. Дважды в день кто-нибудь приходит из социальной службы и заботится о ней, но многое она ещё делает сама. Правда, женщина, которая за ней присматривает, считает, что это протянется недолго, потому что бабушка уже забывает иногда поесть, хотя готовый обед стоит на плите. Мне очень грустно думать, что бабушку отправят в дом престарелых. Моя бы воля, я бы к ней переехала и заботилась о ней, вела бы хозяйство, ходила за покупками, стирала, готовила, мыла и так далее, делала всё, чему научила меня Эйми. Тогда бы моя бабушка могла остаться в своём доме, к которому она привыкла, в котором хорошо себя чувствует и в котором нравится и мне.

Я вернул ей тетрадь.

— Одевайся.

Было уже совсем темно, когда мы добрались до Виммерби. Расспросы довели нас до нужной улицы, мы припарковались и пошли по узкой, тихой улице, вдоль которой за дощатыми заборами притаились маленькие деревянные дома и высокие кусты. Шёл лёгкий снег, и было ощутимо холоднее, чем в Стокгольме. Откуда-то доносился зловещий стук топора, пока мы в поисках фамилии Андерсон шли от одной таблички к другой и от одного почтового ящика к другому.

— Как ты думаешь, а вдруг она всё это просто сочинила? — спросила Биргитта, когда мы медленно приблизились к концу улицы и к стуку топора, а домов уже почти не оставалось. — Ну, про отца?..

— Бабушка есть в самом деле, — буркнул я. — Это мать Ганса-Улофа. До сих пор я знал только, что она живёт где-то в Смэланде и в умственном отношении давно идёт на убыль.

Стук топора доносился из последнего двора по правой стороне улицы. Там было темно. В свете, падающем из окна, кто-то рубил дрова, какая-то приземистая фигурка в зимней куртке и в шапке с огромным помпоном. Топор опускался размеренно, как маятник, и поленья разлетались во все стороны.

На почтовом ящике вообще не значилось фамилии.

— Эй! — крикнул я. — Добрый вечер! Фигурка распрямилась.

— Вам кого? — спросил звонкий голос. Голос девочки.

— Кристина! — крикнула Биргитта. — Это ты?

Девочка отложила топор. Подходя к забору, она стянула с головы шапку, и по плечам рассыпались светлые волосы. Естественно, это была Кристина.

И дом мне тоже был знаком. Он был на фотографии в рамочке над её письменным столом.

— Госпожа Никвист? — удивилась она. — А вы-то как здесь очутились?..

Потом она увидела меня, и ей хватило скудного света, чтобы ни с кем меня не спутать.

— Дядя Гуннар? А ты откуда? Ты что, сбежал из тюрьмы?

Я невольно рассмеялся.

— Можно сказать, почти что, — ответил я.

— Входите же! — сказала она точно с той же интонацией, как это сказала бы Инга. Я был потрясён, как сильно она походила на мать.

Она быстро собрала разбросанные поленья в корзину и пошла впереди нас в дом. Он был хорошо натоплен и ярко освещен, там уютно пахло рождественскими пряностями. На какую-то долю секунды мне почудилось, что я попал сюда на машине времени, будто всего, что было после того лета в домике на озере Сторуттерн, как не бывало.

Кристина поставила грубую плетёную корзину с дровами и расстегнула куртку. В дверях гостиной показалась согбенная старушка с короткими седыми волосами, и при виде нас её на удивление гладкое лицо сурово сморщилось.

— Кто вы такие, позвольте спросить?

— Это моя классная руководительница, бабушка, — сказала Кристина, указывая на Биргитту. Потом указала на меня и улыбнулась. — А это мой дядя Гуннар.

Выражение недовольства как будто стёрли с лица старушки, и она просияла.

— Ой, правда? Какая радость! Входите же, входите. А я и не знала, что у тебя есть дядя. — Она вцепилась в локоть Кристины. — А это моя внучка, чтоб вы знали. Её зовут… э-эм… — она запнулась и глубоко задумалась.

— Кристина, — терпеливо подсказала ей дочь моей сестры. По тому, как она это сказала, чувствовалось, что она повторяет это уже в тысячный раз и ещё повторит не одну тысячу.

— Да-да, правильно, — обрадовалась её бабушка. — Кристина. Такая хорошая девочка. — Она сощурилась, задумчиво оглядела меня. — А вы кто такой будете?

— Гуннар, — ответил я. — Дядя.

— Ах, дядя. Смотри-ка. Приятно познакомиться.

— Идём, бабушка, — сказала Кристина, мягко подталкивая старушку перед собой. — Идёмте в гостиную, сейчас я заварю чай.

Вскоре после этого мы сидели за столом и пили чай с печеньем.

— Сама пекла, — сказала Кристина, наполовину хвастаясь, наполовину извиняясь, потому что печенье местами подгорело. Какое-то мгновение казалось, будто собралась по-домашнему за чаем семья, со слабоумной, но приветливой бабулей.