Эл Ригби - Ночь за нашими спинами

Дальше сгоревшая библиотека, площадь с пустым пьедесталом и мэрия – сейчас она закрыта, заседания не проводятся. Все ждут, пока вернется Ван Глински.

Мы проходим мимо большого универсального магазина. Около госпиталя нас окликают:

– Всем цепным собачкам – к ноге!

Шеф в застегнутом на все пуговицы темном плаще стоит в нескольких шагах, спрятав руки в карманы. На его волосах блестят снежинки, в холодных глазах отражается солнце. Он улыбается нам, а его взгляд лукавый, изучающий. Элмайра улыбается так же и, отделившись от нас, подходит ближе. Задирает голову к окнам.

– Я у него сегодня была. Даже розы притащила, хотя он терпеть не может цветы… ну и апельсины. Знаю, это банально. Джей говорил, что тоже зайдет, и они в очередной раз попытаются расставить точки над всеми нужными буквами.

– Разумно. – Шеф, прищурившись, тоже смотрит вверх. – Теперь в Городе все поменяется.

– А давно вы тут?

– Минут десять.

– Ждете?

– Да.

– Долго еще?

Львовский бросает беглый взгляд на наши с Ханом удивленные лица, снова смотрит на Элм и качает головой:

– Думаю, сейчас.

– Пять.

– Четыре.

– Три.

– Два.

– Один.

Окно на четвертом этаже распахивается. Там кто-то мелькает, а затем вниз начинает падать белый лист. Ветер кружит его. Окно закрывается.

Шеф и Элм смеются и хлопают друг друга по ладоням. Этот молодежный жест так нехарактерен для Львовского. Ветер доносит упавшую бумажку, шеф ловит ее, некоторое время рассматривает и выпускает.

– И что это было? – Хан с мрачным видом смотрит то на него, то на Элм.

– Подписанный шесть дней назад приказ о ликвидации Отдела и нашем расстреле.

Шесть дней назад… сразу после скандала в ресторане? Я невольно сжимаю кулаки:

– Инициатива, разумеется, Вана, мать его, Глински?

Элм подходит ко мне и, продолжая улыбаться, поправляет шарф:

– Его можно понять. Он не знал. И спасибо Джею, что у него хватило смелости обломать рога «ближней шестерке». Впрочем… – она снова быстро смотрит на здание госпиталя, – я всегда знала, что он сможет.

Пожав плечами, я улыбаюсь в ответ:

– Даже не хочу знать, что у вас всех за тайны.

– И это чудесно! – Шеф потирает замерзшие руки. – Как насчет пойти и выпить какао в какой-нибудь из кофеен мистера Сайкса? Барышень я даже угощу.

Элм тут же жизнерадостно кивает и хватает его под локоть, Хан, скорчив кислую рожу, сам берет ее за другую руку. Они выжидательно смотрят на меня, но я качаю головой:

– Мне не хочется сладкого.

– Тогда мне двойную порцию! – тут же требует Элм. – Хм… Огонечек, а ты не заболела?

Львовский, видимо, пытается понять, что это со мной случилось. Можно подумать, не он гонял меня на семикилометровые пробежки, заставляя отрабатывать съеденные конфеты. Шеф хмурится.

– Эшри, а ты… точно не хочешь? Твое любимое какао. Может, даже с зефиром.

Но я лишь спокойно киваю и тут же успокаиваю его:

– Пора худеть.

Он пожимает плечами:

– Хозяин – барин. Больше не дождешься от меня такой щедрости. Тогда не шляйся по улице, посиди у экранов.

И, развернувшись, они втроем идут вперед, туда, где виднеется вывеска Лайама Макиавелли. Я стою и смотрю им вслед, а потом направляюсь в другую сторону. Дежурить не в свою смену? Черта с два. Я иду гулять в парк. И там я снова погружаюсь в размышления, не свойственные всяким героям, чьи портреты вешают на холодильники.

Что дали мне последние дни? Пожалуй, более ясное видение мира и более крепкие нервы. Я по-прежнему не могу летать, я – потомок убийц, нагибавших целые галактики. А еще я влюблена в мистера Последнего Принца. Принца той расы, которую они уничтожили.

– Эй.

Принц стоит прямо передо мной, возле высокого старого дуба. Я поднимаю глаза и улыбаюсь, как всегда улыбаюсь только ему. Делаю шаг навстречу и быстро целую его – мир кружится и тает. В первый и единственный раз я целую кого-то первая, не выпив перед этим лишнего. И, глядя на его удивленное лицо, наконец говорю:

– Сложный день. Все расставляют точки и запятые. А мы пойдем на свидание?

Двое уходили из Города вечером. Они шли вместе, плечом к плечу. И снова улыбались так, как улыбаются существа, понимающие друг друга очень хорошо.

– А что они скажут? Твои монстры. Славные ребята.

– Им будет грустно, но они переживут.

– А тебе?

Капитан вынул трубку и начал неторопливо набивать ее табаком.

– Ты к ним привязался.

Он подмигнул: