Влад Костромин - Шпулечник

Мы с братом уважительно молчали.

– Все из-за перестройки, – согласился Кобан. – Крышу в сарае разобрали, суки!

– Подрыв основ государственного строя, – солидно сказал отец, – иначе не скажешь. Ничего, Никола, они еще за все ответят, – достал носовой платок и звучно высморкался. – Скажу тебе по секрету, – понизил голос, – строго между нами. Это неуловимые братья Орешниковы.

– Вэ-Вэ, а кто это? – Кобан тоже понизил голос.

– Это главари банды контрабандистов! – отец щелкнул зубами, как Серый волк. – Я когда банду раскрыл, с КГБ вместе, то они сбежали и теперь мне мстят.

– Ого, – сосед уважительно посмотрел на отца.

– Вот тебе и ого, – по индюшиному напыжился отец.

Часа два мы катались по деревне, пытаясь поймать мифических свинокрадов.

– Вэ-Вэ, – осторожно предложил Кобан, – может, спать пойдем?

– Враг не дремлет! Мы на страже, Микола! Почти, как на границе. Ты представь, – неожиданно заголосил отец, – что за тобою полоса пограничная идет.

Собаки по деревне взвыли.

– Свинокрады! – закричал отец, колотя по дверце. – Вперед, Микола! Хватай!

УАЗ послушно рванул вперед. Заметив темную тень, Кобан включил фары. Машина затормозила перед ослепленным человеком. Отец, шурша плащом, вывалился наружу.

– Стоять!!! Стреляю!!!

– Владимирыч, это я, – жалко проблеяла фигура.

– Владимирыч – это я, – резонно возразил отец. – Руки вверх, свинокрад!!! – скакнул вперед, замахиваясь прикладом в голову, но остановился, рассмотрев жертву. – Коль, ты?

– Я, – подтвердил стоящий с поднятыми руками погорелец Кузьмич, подрабатывающий ночным сторожем.

– Ты что тут делаешь?

– Навоз ищу… – Кузьмич показал на стоящее под ногами ведро.

– Какой навоз? Тебе что, на старой деревне навоза мало?

– Конский…

– Зачем тебе конский?

– Буську кормить…

У Кузьмича в хижине, построенной после пожара, жила огромная свинья Буська, совершенно свободно разгуливающая по деревне. Однажды даже выдавила в нашем сарае стекло.

– А почему ночью?

– Стыдно как-то… – опустил голову.

– Твою трансмиссию, Коля!!! Мы же тебя чуть не пристрелили, фаршированный першинг тебе в Европу!

– Я больше не буду, – Кузьмич пустил слезу. – Честное слово.

– Ладно, я сегодня добрый, вали домой, пока не передумал.

Довольный погорелец схватил ведро и хотел уйти.

– Погоди, – остановил отец, – навоз мне домой занеси. Тебе же все равно по пути. Понял?

– Понял, понял, – Кузьмич свалил с глаз долой.

– Вэ-Вэ, зачем тебе конский навоз?

– От него свиньи хорошо растут.

– Да, Буська здоровенная скотина, – подумав, согласился Кобан.

– А еще, говорят, от геморроя хорошо помогает…

– Может, домой?

– Ты что? Мы же их едва не накрыли. Продолжаем патрулирование.

– Мы можем на разведку сходить, – предложил Димка.

– Вы уже раз сходили, – отец закурил, – увидели свинокрадов, как пуганная ворона куст. Сидите уж, Аники-воины. И вообще, что-то больно вы покладистые. Видать, совершили какую-то пакость.

Незаметно я заснул, убаюканный ездой и мягким светом лампочек на приборной панели. Отец растолкал меня уже под утро.

– Не спи, боец, замерзнешь.

За окном светало, в открытую дверь тянуло сырой свежестью.

– Вылезай, идите спать.

– Поймали свинокрадов? – зевнул я.

– Нет, не поймали, – широкий лоб отца пошел морщинами. – Видно, как говорится, у них есть агенты, которые укрывают их в своих домах.

– Вэ-Вэ, я спать? – широко зевнул сосед.

– Езжай, Микола, отдыхай до обеда – заслужил. Как стемнеет, будь готов.

– Опять?!

– А ты как думал? Родина в опасности. Наше дело правое, наши свиньи будут за нами.

Втроем подошли к воротам.

– СтаршОй, ведро с навозом возьми, а то сопрут же. В месиво свиньям добавь, а пустое ведро отнесите Кузьмичу. Нам чужого не надо.

Мы с братом, не раздеваясь, завалились спать, а отец включил на кухне приемник, сделанный в виде маленького телевизора с переливающимися в такт музыке четырьмя цветными лампочками за экраном, и подпевал ему. Часа через два мать разбудила нас завтракать.

– Вставайте, лежни, хватит дрыхнуть, чай стынет.

Зевая, вышли в прихожую. Отец, свежий, как утренний огурчик в росе, бодро жевал яичницу на сале.

– Спите, сурки? – поприветствовал нас. – Куда в вас только лезет? Если не будить, так и будете спать сутками.

Мы молча сели на табуретки и стали пить морковно-кипрейный чай, бережливо заедая оладушками. Каждому из нас полагалось по два тощих оладушка, сделанных матерью из каких-то отходов.