Алёна Половнева - Мегеры

– Выходи за меня замуж! – вдруг сказал он.

И это прозвучало как-то… честно. Искренне, но очень глупо. Наивно и несерьезно, будто в шутку. Я потому и хохотала все время, думая, что это ненадолго. Максимум – неделя, и я снова пойду восвояси, свободная и прекрасная, искать лучшей доли.

Но не тут-то было! Он взял отпуск, передал всех больных другим врачам, сделал все плановые операции, отдежурил впрок. И не выпускал меня из постели целый месяц.

Когда этот медовый месяц кончился, я сказала, что люблю его. Он обрадовался, целый день носил меня на руках и постоянно целовал.

Я была влюблена по уши. Впервые в жизни меня аж тошнило от восторга! Мы целыми днями целовались, занимались любовью, ели какую-то дрянь – чаще всего дешевую и невкусную пиццу из «Самоварни», которую привозили быстрее всего остального – обнимались, клялись друг другу в любви.

И говорили, говорили, говорили. Не о себе, скорее, сравнивали свои впечатления от мира. Мне до ужаса хотелось залезть к нему в голову, узнать, что он прячет под образом романтического героя, серьезного дядьки-хирурга, каким его знали и любили все вокруг. Я едва терпела, чтобы не вскрыть его череп ножовкой. Узнать, на что он мастурбирует, что говорит на исповеди и что ему являлось во время грибного трипа.

Я ведь толком-то и не знала, кто он такой. Ни о деньгах, ни о семье, ни о положении в обществе. По квартире, конечно, просторной и со вкусом обставленной, догадалась, что он не последний хрен без соли, но он не хвастался. О родителях и вовсе молчал. Я о своих тоже помалкивала. Мне хвастаться точно нечем: я же Бабуинья внучка, дочка Грязной Агнесс, наследница идеи, так сказать. Бродяжка. К тому же он – чужой, пришлый, его дом не горел стараниями моих родственников, его отец не бросал семью ради Агнесс! Он тоже обо мне ничего не знал, поэтому так легко было представить себя нормальным человеком! Я поддалась искушению. Сказала, что мать умерла, отец вечно пропадает на Материке, влипая в неприятности. Придумала, что я сама не прочь бы учиться в университете и изучать что-то совсем непригодное для жизни. Например, историю искусств.

Единственное, что я про него поняла – он привык обходиться малым, как и я. Только это малое у каждого из нас было свое. Мое малое – это один рюкзачок, две копейки денег и коронное блюдо нищебродов – запеченная картофельная кожура с дешевым сыром. Его малое – это увлекательная работа, роскошная квартира и непрерывное внимание женщин.

Очень красивых женщин. Потрясающих женщин. Их была тьма. Не местных, конечно, не мегер, хотя и эти пали, сраженные его чарами. Женщины осаждали его инстаграм, обрывали его телефон, разыскивали его квартиру и предлагали себя. Он лишь отшучивался, что, мол, так бегают, так бегают, что аж вся спина в засосах!

Сначала я кайфовала от завистливых взглядов, которые его поклонницы на меня бросали. Мы ездили на Материк, проводили выходные в клубах, на выставках, в кинотеатрах, в маленьких кофейнях – и везде были они, эти взгляды! Незнакомые женщины любовались им, как и я, а меня ненавидели всей душой!

И все было чудесно, пока мы праздно шатались по жизни. Он говорил, что не отдаст меня никому и никуда от себя не отпустит.

Моя любовь к тому моменту граничила с безумием. Я думала только о нем, не могла долго обойтись без его объятий. Но я хотела не дежурных обнимашек, не простого телесного контакта. Я хотела, чтобы он все время был так же безумен, как я! Чтобы напрыгивал с поцелуями, утыкался мне в шею и чтоб и правда не отпускал от себя ни на шаг!

Но тут-то и оказалось, что у него гигантские амбиции и полно ресурсов для их воплощения. Что он – врач, хирург, даже не так – Хирург с большой буквы. Что его профессия – это призвание, дело жизни, что он постоянно пропадает в больнице, а в свободное время постоянно что-то читает и изучает. Пока мы были увлечены только друг другом, а «ЙоБ» достраивался, я даже не задумывалась ни о чем. Но работы у него становилось все больше и больше, а для меня времени оставалось все меньше и меньше.

Одиночество было невыносимо! Меня просто разрывало от тоски! Я стала ревновать и скандалить. Я орала, истерила, проклинала его за вечное отсутствие, за то, что он фактически бросил меня.

Он терпел, говорил, что любит, и ночью в постели мы обязательно мирились.

Кое-как на плаву меня держали танцы и Анника. У них, простите за метафизику, похожая энергетика, она компенсировала мне его постоянное отсутствие. Еще чуть-чуть, и я, ей-богу, влюбилась бы в нее! Мы называли друг друга сестрами и вместе целыми днями усердно работали над собой. Я стала выезжать на балы, немного поработала моделью, совсем чуть-чуть. Мне один раз даже предложили работу хореографа. Я немного отвлеклась и стала зарабатывать кое-какие деньги. Я стала приноравливаться к его расписанию, мы стали меньше ругаться. Вдруг подумалось… Даже смешно сейчас вспоминать!