Рита Гетман - Времена года

– Я думал, что ненавижу тебя, – выпалил я.

Дэвид принялся хохотать.

– Мы с тобой знакомы всего-то час, если не меньше! Колин, невежливо так сразу заявлять людям, что они тебе несимпатичны. Согласно правилам этикета, ты должен был признаться мне в этом через год. А, черт с тобой. Мне от твоей ненависти ни жарко ни холодно, – Дэвид вскочил и кинулся к Эндрю со словами «пойдем искать еду!»

Они ушли, а я так и сидел, опустив голову на колени.

У Дэвида ушла ровно неделя на то, чтобы влюбить меня в себя. Казалось, этот человек не знал, что такое тоска, печаль, переживания, типичные для людей нашего возраста. Он относился к жизни очень легко, но эта легкость происходила вовсе не из равнодушия или безалаберности. «Я просто не воспринимаю всерьез эту бытовую суету и всю ту чепуху, что разводят люди вокруг себя. Знаешь, Колин, если исходить из предпосылки, что все не более чем игра, а наша повседневность не представляет собой высшую реальность, то, поверь мне, все сразу встает на свои места. Стремись к высшим материям», – дал он мне пространный совет и тут же засмеялся над собственными рассуждениями.

Эндрю говорил, что Дэвид гений. Пожалуй, так оно и было. Мало того что он обладал энциклопедическими знаниями, но еще с легкостью генерировал новые идеи, легко применяя накопленную им информацию, которая не висела на Дэвиде мертвым грузом, как часто бывает. Кажется, он знал все. «Я вырос в книжном магазине. Книги – мои первые друзья, мои учителя и, пожалуй, мои родители. Я родился из брачного союза романов Германа Гессе и британской энциклопедии. Думаю, вмешались еще и учебники по физике. Шучу, Колин, не смотри на меня так!», – заметил как-то Дэвид.

Иногда на лекциях он поднимал руку и давал словам профессора свои интересные и яркие комментарии, чем просто поражал всех нас. Дэвид мог спокойно сказать: «Простите, сэр, но то, что вы рассказывали нам в течение последнего часа, устарело еще двадцать лет назад. На данный момент существует три новых теории, которые в общем виде пытаются объяснить это явление…» Пожилой лектор только таращил на Дэвида глаза.

И никому даже не пришло бы в голову назвать Антерлинда «выскочкой» и «выпендрёжником». Нет: он обладал бескорыстностью, которая и подталкивала его делиться знаниями и мыслями просто так, потому что они есть у него и, раз они есть, то нужно, чтобы и у других они были тоже!

Ему доставляло неимоверное удовольствие помогать другим, рассеивать их заблуждения, объяснять им что-то, чего они не знали прежде. При этом даже самые трудные вещи он рассказывал с легкостью, так, что доходило даже до тугодумов вроде меня. Теперь я понимал, у кого Эндрю заимствовал ту свою привычку – помогать отстающим сокурсникам. Но все же Эндрю, как ни пытался это скрыть, смотрел на тех, кто обращался к нему за помощью, с неким превосходством или даже с затаенной насмешкой. У Дэвида ничего такого не проскальзывало и намеком. Он искренне расстраивался, если товарищ чего-то не понимал, и объяснял снова и снова, пока не убеждался: все, дошло.

Помимо прочего, Дэвид еще рисовал, писал стихи, играл на скрипке (правда, его игру я не слышал – об этом умении Дэвида мне рассказал Эндрю) и, кажется, пробовал сочинять музыку (я пару раз видел, как он на лекциях, которые его порой утомляли, чиркал в блокноте нотный рисунок).

Иногда я его боялся: неужели одному человеку может быть дано столь много? А еще он был крепок физически, легко справлялся с тренировками, в то время как большинство студентов, – жалкие хлюпики, – были готовы потерять сознание уже после забега на третий круг.

Неудивительно, что Дэвид быстро обзавелся почитателями, в число которых входил и я (вместе с Эндрю, который тоже многим был симпатичен).

Дэвид, к слову, наотрез отказывался носить выданную военную форму.

В первый же день военных занятий, когда капитан прохаживался мимо выстроенных в ровную шеренгу студентов, Дэвида вызвали в центр. Он был одет в джинсы, кроссовки и темно-синий свитер, из-под которого торчал воротник мятой рубашки. По нашему ряду прошелся шепот: «он сумасшедший!», «зачем наживает себе проблемы?», «а если нас накажут из-за него?», «да кто он вообще такой?». Я ущипнул за руку стоявшего рядом со мною Эндрю, а он в ответ лишь спокойно улыбнулся и сказал «сейчас увидишь».

Минут через двадцать Дэвид и капитан вернулись. Дэвид гордо вышагивал и, кажется, передразнивал походку военных. А капитан и слова ему на эти кривляния не сказал. Где-то раздались нервные смешки.