Рита Гетман - Времена года

Я хотел бегать с ним за сигаретами, как остальные студенты, или пожаловаться на родственника, который в очередной раз зажал мне денег и перевел на счет мизерную сумму. Словом, я хотел, чтоб Джонс из моего репетитора превратился в моего товарища. Но с его стороны не было никакой ответной реакции.

Он жил в другом общежитии, через дорогу. Я все надеялся, когда он пригласит меня в гости, но так и не получил приглашения. Сам я звал его в свою комнату пару раз, чтоб угостить обедом.

Пожалуй, за целый год Джонс только однажды проявил подобие дружеского расположения. Я никому не сообщал о дне своего рождения, потому не ждал поздравлений и уж тем более подарков. Однако после занятий Джонс позвал меня в библиотеку и вручил коробку.

– Я знаю, что в твоих краях это в ходу. Наверняка ты их любишь тоже. С днем рождения, Колин. Будь здоров, – Джонс подарил мне коробку с засахаренными грушами. А я их обожал и не ел с тех самых пор, как уехал из дома на учебу.

– Спасибо, – произнес я. Откуда он узнал, что сегодня у меня праздник? Я был тронут и чуть не прослезился от волнения.

Джонс быстро взглянул на меня и холодно произнес: «Ты так эмоционален. Это порой раздражает». Тем самым свел на нет всю мою радость. А я был счастлив оттого, что он первый раз назвал меня по имени.

Я знал, что у него был какой-то друг, его сосед по комнате. Джонс пару раз называл его имя. Сосед, хоть и был на два года старше, тоже учился на первом курсе. Почему так вышло, Джонс мне не объяснил. Еще я знал, что этот его сосед входит в тройку лучших студентов университета.

– Он гений, – коротко заметил Джонс. Я услышал в его голосе нотку восхищения.

Когда нам в мае объявили, что весь следующий учебный год мы будем проходить военную подготовку в специальном лагере, продолжая при этом посещать занятия, тут же оговорились: студенты, чьи способности во много раз превосходят средние показатели, будут от этой повинности освобождены.

Мы спорили и заключали пари: кого освободят, а кто станет «рекрутом»? Я был уверен: Джонс и, быть может, его сосед-гений точно сумеют избежать этой военной лотереи. Помню, как я высказал свое предположение Джонсу. И впервые увидел его вспылившим.

– Морган, ты идиот? Ты в курсе, что на эту подготовку можно было записаться добровольно? И я подал заявку еще в прошлом семестре, а тут оказалось, что парламент принял новый закон, по которому все студенты обязаны проходить её.

Я остолбенел.

– Но зачем?

– Зачем? А ты разве не понимаешь? Если у тебя есть военные корочки, проще потом сделать карьеру. Не забывай, кто правит этой страной, – в его словах была желчь.

– И тот твой приятель… – не знаю, почему я захотел спросить.

– Да. Он мне эту идею и подбросил, – Джонс посмотрел на меня с нескрываемым презрением. – Его фамилия – Антерлинд.

– Как-как?! – переспросил я.

– Антерлинд. Запомни или запиши, – у Джонса только что пар из ноздрей не шел от гнева.

– Прости, – зачем-то извинился я.

– Все в порядке. Ты тоже меня прости, – он улыбнулся и протянул мне руку.

Мы благополучно сдали летние экзамены, а после уехали на каникулы. Я хотел бы сказать Джонсу, что буду скучать по нему, но вряд ли бы ему понравилось это признание. Я дал ему свой почтовый адрес, и он нехотя вручил мне свой. Я написал ему два или три письма. Он ответил только на одно. И то его послание было предельно лаконичным: «Морган, заведи себе девушку, пожалуйста».

В общем, я даже и не надеялся, что снова увижу Джонса в ближайший год. Может, мы бы пересеклись потом где-нибудь на плацу или в общей столовой, но вряд ли имели бы возможность сидеть вместе в библиотеке, как прежде. А тут он будет жить со мной в одной комнате!

– Переплет, говоришь? Но разве ты сам не хотел пройти эту военную подготовку? – чуть иронично заметил я.

Джонс и бровью не повел.

– Да, хотел и по-прежнему хочу, но только ради корочек, не по идейным мотивам. И вообще, за два месяца можно кардинально поменять свои взгляды на жизнь, не думаешь?

– Откуда мне знать, какие там взгляды были у тебя прежде, – я пожал плечами. – Ты как-то не утруждал себя откровениями.

– Не рекомендую и тебе, Морган, особо распространяться о своем мировоззрении, в наше-то неспокойное время. Тем более в этих стенах, – он обвел взглядом комнату. – Рассадник плесени. Хотят, чтоб мы все туберкулезом заболели, что ли?

– Не знаю, – я пожал плечами.

Джонс спросил меня о том, что было вчера, и я пересказал ему речь министра образования.