Роберт Маккаммон - Пятерка

В отличие от концерта в Далласе группа упаковала аппаратуру и уехала в гостиницу «Да Квинта» без дальнейших отвлекающих моментов. Все заснули, как старые усталые хрычи, потому что завтра — которое теперь стало сегодня — ожидался напряженный день.

На съезде с дороги милях в шестнадцати от Эль-Пасо они проехали через «Макдоналдс». Кочевник настоял, чтобы пакет развернули и проверили, правда ли его «эгг макмаффин» сделан без сыра, как заказывали. Потом Джордж снова вывел машину на I-10, волоча за собой трейлер, и по обе стороны хайвея горячо палило солнце, отражаясь от твердой желтой земли, истыканной редкой бурой растительностью и чахлыми стволами железного дерева.

Ариэль развернула и съела палочку гранолы, купленную с собой. Запила ее из бутылки чаем «серебряные иглы», потом оглянулась и спросила:

— Берк, можно мне посмотреть песню Майка?

Берк зашевелилась, расстегнула дорожную сумку и вытащила зеленый блокнот. Наклонилась вперед — передать его Ариэль, но Кочевник — глаз его не было видно за очками — взял его первым.

Ариэль ждала, пока Кочевник открывал блокнот на последних страницах и снова перечитывал слова Майка:

Кочевник посмотрел на все вычеркнутые строки, из которых родились эти две уцелевшие. Взгляд скользнул к строчке «Девушка у колодца» — как фраза для…

— Для затравки, — сказал он.

— Что? — переспросила Ариэль.

— Вот. Вот он написал «Девушка у колодца». — Кочевник показал строчку, и Терри наклонился — тоже взглянуть. — Я думаю, что это не заглавие. То есть… не обязательно. Я думаю, это что-то, что он написал для затравки. — Он решил рассказать все полностью. — В ночь на воскресенье, после «Кертен-клаб», Майк мне сказал, что девушка с ним говорила. Сказала: «Тебе тут рады», и это его зацепило, потому что… — Кочевник пожал плечами. — Потому что действительно она была рада его видеть. Я думаю, от своих родных он не так часто это слышал. Может, поэтому он и начал вот с этих слов, выбрал из всех возможных именно их.

— Он это написал из-за той девушки? — спросил Джордж, глядя на них в зеркало заднего вида.

— Я сказал только, что эти слова он выбрал, потому что она с ним заговорила. Потому что именно это она сказала, а он что-то из этого извлек.

— В смысле что-то из этого сделал, — возразила Берк.

— Или так. Я про это знаю не больше тебя.

Он передал блокнот ожидавшей Ариэль.

Несколько секунд прошли в молчании — Ариэль изучала написанные строчки. Джордж думал, что сегодня утром на I-10 много машин и почти все они его обгоняют. «Жестянка» пыхтела изо всех сил. В зеркале заднего обзора Джордж видел колонну трейлеров, внедорожников, пикапов и легковушек, направляющихся на запад.

— Странно как-то, — тихо сказал Терри. Сегодня он надел одну из своих любимых винтажных футболок, психоделический вырвиглаз из синих цветов на оранжевом фоне. — Ездишь с человеком вот так долго, а потом вдруг понимаешь, что мало что знаешь о нем. Я никогда не знал, что Майк хочет написать песню.

Берк глотнула из бутылки с водой и ответила:

— На той заправке… — Голос подсел, и она начала снова: — На той заправке он сказал, что никто его раньше не просил попытаться. Он сказал… что если он начнет новую песню, в которую каждый может внести свое, это будет хорошо для группы. Я думаю, ему понравилось твое предложение, Джон.

Кочевник не ответил. Он думал о той девушке. Та девушка, черт ее побери, с черпаком колодезной воды и с лицом, скрытым тенью от соломенной шляпы. Жуткая девица, даже сейчас, даже так далеко. Черт, лучше бы не было этого приступа ярости или уж где-нибудь подальше от того места.

— Берк! — Терри обернулся к ней. — Тебе хотелось когда-нибудь написать песню?

— Никогда. Не мое это дело.

— Несколько строчек написать могла бы. Добавить к тому, что Майк уже сделал. Все мы могли бы, и это может получиться…

Он замолчал, потому что понял, к чему клонит.

— Последняя песня, — договорил за него Кочевник. Исходная идея у него была, чтобы все вместе работали и не свалились в склоку, которая на его памяти отравила последние недели жизни не одной группы. Как повелитель своей группы, он хотел дать ей нечто выше и вне мясорубки концертов. И — дикая, отчаянная надежда — заставить передумать и Терри, и этого Гения-Малыша созданием того, что Берк называла (справедливо, быть может) «песня-кумбайя».