Роберт Маккаммон - Пятерка

Флойд Фиск его звали.

— Ну да. Я бы тоже не знал, но она мне сказала, что ей мать звонила. Из Сан-Диего. Сказала, что Флойд оставил одну вещь, которую хотел передать Берк. Чуял, наверное, что срок подходит, или просто на всякий случай. Но Берк говорит, что он оставил письмо… Типа там последние желания и все такое.

— Что он ей оставил?

— Она не знает. И мать ее тоже не знает. Чем бы оно ни было, хранится оно в трех запечатанных коробках у них в гараже. В письме сказано только, что вскрыть их должна Берк. И в любом случае ее мама хочет, чтобы она их забрала.

Группа по плану должна была выступать в «Касбахе» в Сан-Диего первого августа, в пятницу, открывая концерт «The Mindfockers» и «Mad Lads».

— Понятно, — ответил Кочевник, потому что это казалось нейтральной и подходящей репликой.

Какое-то время оба они молчали. Сигареты догорели, собаки затихли. Майк шевельнулся на скамейке и сказал:

— Я вот тут подумал. Помнишь ту поляну, где ежевика росла? Что-то там было не так.

— Прости?

Кочевник вполне расслышал, но фраза застала его врасплох.

— Не так, — повторил Майк.

Это точно, подумал Кочевник. Он уже второй день ощупывал череп, выискивая, не растет ли где опухоль. А можно ее вообще так обнаружить? Он не знал.

Майк еще раз затянулся, почти обжигая пальцы. В свете разгоревшейся сигареты шевельнулись татуировки на веревках мышц.

— Ежевику собирал когда-нибудь? — спросил он, и Кочевник покачал головой. — Когда я второй раз сбежал из дому, нашел работу на ферме. У этого фермера среди прочего ежевика росла. Ну, помню, сезон заканчивался в… в конце июня, первая неделя июля как максимум. Так вот, они… они очень нежные. Ягоды нежные, а не эти гадские колючки. Но им нужно много дождей, а такая жара их должна была высушить начисто. Я тут думал… или задумался, точнее сказать: как это сейчас на лозах вообще могли быть ягоды? В такую жару и сушь? Понимаешь?

— Не совсем, — признался Кочевник. — Может, они какие-то… ну, стойкие, да?

— Я думаю, это просто дикая ежевика, — тихо сказал Майк. — Растущая там, где ей не следует.

— Ну да.

«Какая разница?» — чуть не сказал он, но это прозвучало бы как неуважение, а выказывать неуважение Майку Дэвису не рекомендуется никогда, никому и ни при каких обстоятельствах.

— Девушка у колодца, — продолжил Майк после короткой паузы, — мне кое-что сказала.

Кочевник кивнул. Он вспомнил, как Майк передал ее слова: «Девочка говорит всем добро пожаловать, и не надо бояться».

— Ты же нам передал.

— Не это. — Майк слегка повернул голову, и Кочевник сквозь завесу дыма уловил быстрый блеск глубоко посаженных темно-карих глаз, будто первую демонстрацию оружия, которую лучше не игнорировать. — Мне сказала. Только мне. По-английски.

Кочевнику было страшновато спрашивать, но Майк ждал.

— И что это было?

— То же самое «добро пожаловать». В смысле что мне здесь рады. — Майк уже было загасил догорающую в чашке сигарету, но затянулся еще раз. — И знаешь… я видел… я понял…

Он судорожно вдохнул, и Кочевник заметил, что глаза у него влажные. Кочевник отвернулся, потрясенный не меньше Майка.

— Я понял, — продолжал Майк, когда снова смог говорить, — что она искренне.

Кочевник не знал, что сказать, а потому мудро решил промолчать. Он глядел на бассейн, на неподвижную поверхность воды.

— Ты знаешь, — проговорил Майк отстраненно, будто сам себе задавал вопрос, — сколько раз мне такое говорили искренне? Вот если посчитать… впервые, выходит. Я привык, брат, что меня отовсюду вышвыривают. По крайней мере — пытаются вышвырнуть к хренам. Иногда я говорю: «О’кей, иду по-хорошему», — иногда говорю: «А ну, давайте!» И так всю жизнь, Джон. Всегда было и всегда будет. Только вот эта девочка… Она и правда была бы мне рада. Улавливаешь, что я хочу сказать?

— Даже не знаю.

Это казалось разумным ответом.

— Вот чего я про себя знаю, так это то, что всегда понимаю, когда мне лапшу на уши вешают. Вот прямо сейчас ты ни хрена не видишь в моих словах смысла, потому что обыкновенная мексиканская девчонка воду раздавала, ну так что? И ты думаешь, что я дурак и туплю на ровном месте. Так?

— Я не думаю, что ты дурак, — сказал Кочевник. — Откуда такие мысли?

Майк медленно проморгался и раздавил в чашке остаток сигареты.

— Да потому что я и правда дурак. Да нет, бас-гитару шевелить я умею. Свою партию веду. Я профессионал, что бы это ни значило. И пока меня умные берут с собой, я еще долго буду мотаться по дорогам.