Василий Боярков - Легенда о капитане Бероевой

– Чем, Ксюша, займемся сегодня? – поинтересовался американский специальный агент, как только они уселись друг против друга.

– Тем же, Джонни, чем и вчера, – ответила Оксана, ослепительно улыбаясь и искусно маскируя за своим видимым очарованием истинное отношение к этому человеку, сложившееся после вчерашнего разговора с механиком Ре́шетовым, – будем пытаться разоблачить и поймать кровожадного и безжалостного убийцу.

– Каким путем будем идти? – не унимался фэбээровец, выказывая стремление разгадать планы российской оперативницы. – Есть какие-то значимые соображения?

«Интересно, знает ли он о нашем разговоре с Сергеем?» – подумала сыщица, удовлетворенно отметив, что тот находится в обеденном зале; вслух же, не переставая расплываться в бесподобной улыбке, будто бы она испытывает невероятное удовольствие от общений с американцем, завораживающим тоном томно промолвила:

– Странно, но я почему-то подумала, что сегодня именно ты предложишь что-нибудь эдакое, более или менее рациональное? Откровенно говоря, по какой такой несправедливой причине все здешние проблемы вдруг решили свалить на хрупкие де́вичьи плечи – а вы, мужики, тогда здесь на что? Я, конечно, не отказываюсь от своих служебных обязанностей, но и чья-нибудь помощь была бы для меня отнюдь, между прочим, не лишней.

Специальный агент воспринял это замечание, как обычную женскую эксцентричность, и не придал ему какого-либо значимого внимания; однако вместе с тем ему непременно хотелось выведать, как же в конце концов та собирается проводить это расследование. Пока он размышлял о том, каким образом следует разговорить российскую сыщицу, сама она тем временем продолжала:

– Как бы там ни было, но я уже с самого утра занимаюсь решением всех тех ужасных проблем, что страшным «снежным комом» свалились теперь на «Зимовку». Ты спросишь: что же такого существенного я сделала? Что ж, я охотно отвечу: запросила радиограммой эвакуацию всех приписанных к исследованию сотрудников.

– Неужели? – словно очнувшись от какого-то сна, поразился О’Нил. – И чего тебе интересно ответили?

– Пока ничего, – призналась Оксана, от которой не ускользнула легкая тень, пробежавшая по лицу собеседника, – но, думаю, окончательное решение придет в течении дня, ближе к вечеру.

– То есть, Ксюша, получается, не так-то ты и уверена в наших возможностях? – спросил фэбээровец, глядя ей прямо в восхитительные глаза.

– Да, Джонни, я очень сильно в них сомневаюсь, – не удержалась Бероева, чтобы не сощурить свои прекрасные глазки и не одарить американского коллегу пронзительным взглядом.

На этом завтрак закончился. Научные сотрудники сразу же засобирались, намереваясь, как и обычно, покинуть основной зимовочный комплекс и выдвинуться к месту своих наблюдений. Оперативница еще раз предупредила их о собственной безопасности и сопутствующей ей осторожности, осуществив при этом еще одну попытку напроситься к ним для охраны, но они только отмахнулись рукой. Между тем от зоркого взгляда опытной сыщицы не ускользнуло и то крайне важное обстоятельство, что Григорович о чем-то в стороне шептался с О’Нилом. «Что они там еще затевают? Явно что американец осведомлен намного больше, чем хочет казаться – интересно все-таки было бы знать, что же они в действительности там замышляют?» – подумала Оксана, уже нисколько в этом не сомневаясь.

Когда ученые покинули станцию, Бероева, сославшись на то неоспоримое условие, что ей необходимо обдумать сложившееся на станции крайне неоднозначное положение, ушла к себе в комнату и заперлась изнутри; оказавшись одна, она посвятила это время тому, чтобы почистить свое оружие и проверить его боевую готовность на тот крайний случай, если вдруг придется осуществлять его применение. Ровно через час она вышла в коридор, и тут… ей неожиданно показалось, что в конце его промелькнула фигура американского спец-агента, одетого в теплые вещи, словно бы приготовившегося выйти наружу.

Она тут же схватила свою верхнюю куртку, добавила вязанную шапку (покрасоваться в песцовой ей пока возможность не представлялась), варежки и, быстро одевшись, проследовала в разъединительный тамбур зимовочной станции; московская сыщица заходила туда как раз в тот самый момент, когда американец открывал наружную дверь.

– Джонни! – крикнула она ему, накидывая на голову капюшон. – Подожди, я отправлюсь с тобой!

Тот так и не успел скрыть отвратительную гримасу, перекосившую гневом его лицо; а еще от девушки не ускользнула та «черная» волна недовольства, что неприятной тенью исказила обычно дружелюбные и, казалось бы, даже милые очертания. «Понимаю, что я внезапно разрушила твои хитроумные планы, но ничего, американский шпион, тебе придется и дальше терпеть мое нескромное общество», – в своих мыслях проговорила оперативница; оказавшись же с ним рядом, уже вслух и достаточно громко спросила: