Евгений Шорстов - Превенция

Дед, что ругал нас из окна, сидел около подъезда в протёртых штанах, дырявом сером свитере, старых чёрных сандалиях и с дымящейся сигаретой в зубах. Я заметил его издалека и уже приготовился к очередной старческой нотации, но случившееся далее меня крайне удивило. Серёга приблизился к нему, сел рядом и, уставившись на соседа грустными глазами, спросил:

– Дед Гена, а ты по ночам хорошо спишь? – Спешу заметить, что данный вопрос заставил меня в какой-то степени похолодеть от страха, уж очень странно он звучал от одиннадцатилетнего мальчишки.

– Хорошо сплю, – по-доброму усмехнулся дед. – А почему бы мне не спать?

– А я вот плохо сплю, дед Гена, – проигнорировав вопрос старика, произнёс Серёжа. Скрестив руки, он прижимал свою тетрадку к груди и слегка постукивал пальцами по зелёной обложке. – Ты вот живёшь у себя внизу и не слышишь того, чего слышу я.

– Чего это?

– А вот, – Серёга раскрыл тетрадь где-то на середине и ткнул пальцем в одну из недавних записей, – сам посмотри, у меня всё записано. Я ложусь спать поздно, поэтому всё слышу, что ночью происходит. Уже ровно… – он пролистал вперёд несколько листов и продолжил: – Ровно девятнадцать дней я слышу, как кто-то стучит на чердаке!

– А ты больше телевизор смотри, там и чертей по углам видеть начнёшь, чудак! – Дед, улыбаясь во все жёлтые от многолетнего курения зубы, потрепал собеседника по волосам.

– Ничего смешного! – обиделся Серёжка. – Стучат-то по часам! Как начнут в час ночи стучать, так и продолжают до двух тридцати, каждый раз по-разному: то минуту не останавливаются, то по полчаса тишина, а потом опять начинают. И стучат в разных местах, но шагов не слышно, просто тук-тук, – он постучал кулачком по лавке рядом с собой.

– А друг твой, – сказал дед, – тоже слышит? – и, не дождавшись ответа, продолжил, обращаясь уже ко мне: – тебя как зовут то?

– Витя, – тихо ответил я.

То ли его неопрятный внешний вид, то ли манера общения отталкивали меня – не знаю, уж очень страшным мне казался этот добродушный старик.

– А я Гена! – он улыбнулся и протянул руку.

Я поморщился, но руку пожал. Геннадий сказал: «садись!», слегка похлопав ладонью по лавочке. Мне пришлось бы выдумывать какой-нибудь нелепый повод отказаться, если бы в разговор вдруг не вмешался Серёга:

– Он тоже слышал! Я и у папы спрашивал, все слышали, но никому не интересно, что там.

– Ну, – нахмурился дед, – мало ли кто может стучать. Птичка какая-нибудь залетела, свила гнездо, мыши бегают…

– Ага! Вот и папа говорит, что птичка, – перебил его Серёжка. – Видели мы сейчас птичек! Я так и записал, – ткнул пальцем в свежие записи, – трупы! Трупы птиц, мёртвые значит. Вот то чудище, которое по ночам стучит, их и убило!

– Ох, вон как! – воскликнул дед. Он поднялся с лавочки, бросил окурок на землю и, почесав себя по затылку, задумчиво произнёс: – Раз чудище их убило, отчего же не съело? Зачем же просто так птичек убивать?

– Пока не знаем, – обиделся Серёга. – Ты думаешь, мы тебя разыгрываем, а здесь важное дело!

– Верю, верю, – улыбался Геннадий, – я и сам в детстве чудовищ видел.

– Каких чудовищ? – осмелев, вымолвил я.

– Ну, это история длинная, – качал головой дед.

– Да врёт он всё! – протараторил Серёжка. – Не видел он никаких чудовищ.

– Ах, не видел?! – опять улыбнулся Геннадий. – Ну, слушайте. – Он вновь присел на лавку.

Я, попривыкший к его компании и искренне заинтересованный, уже не так страшился, поэтому спокойно сел рядом.

– Мы с сёстрами в деревне тогда жили, – начал дед, – дома у нас друг напротив друга стояли, через дорогу перейдёшь и уже в гостях. А по вечерам, когда на столбах по селу уже фонари зажигают, любили мы на лавочке около забора собираться, да разговаривать по полночи. Вот так сидим один раз, и тут, откуда не возьмись, приходит котёнок: небольшой, серый в коричневую полоску. Сразу к нам на лавочку запрыгивает, ласкается, но не на колени садится, как обычно, а всё норовит за спину залезть. Мы – дело понятное – не пускаем, ещё расцарапает сзади чего ненароком, сестра его хвать, на руки взяла, да чуть не закричала: пахло от него так, что голова начинала болеть, то ли болотом, то ли рыбой какой-то протухшей, но дышать было тяжело и противно, даже на кашель пробивало. А наша домашняя кошка тоже по ночам любила бродить, и только она этого котёнка заметила, так сразу зашипела, да настолько громко, что сестры вздрогнули. На лавочку мы его больше не пускали, так и сидели – его отгоняли, пока сосед с работы по улице не пошёл…