Ольга Задорожная - Голова Клотильды. Н о в е л л ы

Мне никто не верит. А вера – она и есть одухотворенная любовь к себе и к Богу. Если нет веры в то, что тебе говорят, ты теряешь детство – то есть ту самую веру. Помни про своего ребенка, который всегда в тебе жил. И пусть он живет. Лучше улыбаться, чем строить умное лицо, которого не бывает.

Я учила тебя улыбаться. Прости за назойливость, но давай еще раз попробуем повторить нашу волшебную улыбку – улыбку в глазах, моя хорошая. Плавно, без нажима: Правая рука в танцевальном па полагает персты на уста, чтобы их придержать. Затем улыбка окунается в сердце и только потом распаковываются уста . Не позволяй устам распаковаться до того, как улыбка окунется в сердце! Только тогда она будет в глазах! Как только проснулась, говоришь: « Я улыбаюсь в глазах, улыбка окунается в сердце». К этим словам очень важно относиться с уважением и любовью.

Занимайся творчеством, чтобы душа пела и радовалась.

Сотворчество с Богом, со Святым Духом – это истинное искусство. Тогда поднебесье передаст тебе гены Ангелов, то есть гениальность .

Создавай что-то доброе, душою принятое. Капелька за капелькой – создается стебелек, на котором будут веточки и листики. А потом и плоды. И будет новое приятное древо. Так и в творчестве. Бывает, что тоненький стебелек очень силен. Как у хмеля. Или повилики. Попробуй, разорви! А он все вьется и вьется. И на нем возрастает творческая сила.

Получай удовольствие от своей работы. Удовольствие – это хорошее слово. Его просто растворили.

Что бы ты не делала, делай это с улыбкой в сердце. Делай для души, для Бога, с молитвой. Забудь все, что было. Все оставь позади! В каждый предмет своей работы вкладывай душу. Очищенная душа приведет в движение твои руки. Готовая работа должна петь . Тогда ты остаешься в ней навсегда.

Давным-давно, когда я была в Каире, я встретила там уникального человека. Бедного точильщика ножей. Он точил ножи совсем за копейки, ему едва ли хватало на хлеб. Но как он их точил! Он точил их для Неба! Он вкладывал в работу свое сердце. К нему ходил весь город… До сих пор помню, как из под его кривых ножей летели искры.

Зависти много… Души заковались. Сердца захлопнулись. Глаза запакованы – не горят. Они вроде бы как открыты, но совершенно закрыты. В глазах радости нет. Она лишь отрепетированная.

Ложь, зависть и жадность. От этого задыхаешься. Врут с блеском гневным в глазах! Знаешь, какие коконы может создавать злость? А самое страшное знаешь что? Жадность! Поэтому прошу тебя, послушай историю мою. Я знаю – ты не предашь. И пожалуйста, поверь. Я попробую передать свет…

Ева отвела глаза в сторону и они начали наполняться слезами.

– И еще. Я прошу: выбирай, пожалуйста, Бога. Потому, что только он сможет помочь. Он есть то, что в сердце.

Мы сидели в ее маленьком домике, утопающем в кружеве лимонных роз. Он находился в пригороде Лондона. Нашим любимым местом в доме была кухня. Там всегда было тепло и очень уютно. Круглый дубовый стол был покрыт белой самотканой скатертью, вышитой вручную. В центре стола в персидской вазе стоял черный аконит – так изысканно прекрасен во всем своем ядовитом великолепии. Старинное окно было одето в штору из махрового бархата цвета чернослива – словно в черную рясу. Она насквозь пропиталась горько-пряным запахом шоколада и ванили. Но царствовал над всеми этими запахами – аромат горячего вишневого пунша. Ева подала мне фарфоровую чашечку:

– Этот пунш любила готовить моя бабушка. По особому рецепту. Я рада, что вдыхаю этот сладкий, дразнящий аромат вишни вместе с тобой, моя милая, добрая. Эти нектары так приятны мне по вкусу…

Меня воспитывала бабушка. Она учила меня делать реверансы: правильно вытянуть ножку, спиночку ровно держать: « Пяточка – носочек… Смотри на меня и улыбнись. Да только глазоньками… головушку на бочок… Да ты моя хорошая, да ты моя любимая…»

Бабушкин смех – колокольчик нежный! Столько слов, столько ласки. Мед разлит в душе. Меня напоили этой силой…

Ева достала маленькие ложечки, сделанные из перламутровой ракушки, с золотой, ювелирной работы ручкой.

– Это оставил мне мой род. Ложки с вензелями.

Мой род – царственный.

Эти руки меня нянчили. Они меня баюкали, сказки рассказывали…

Ева подошла к окну и открыла шторы, чтобы видеть сад, в котором играли ее собаки. Затем она снова села за стол.

– Я была тогда на острове Цейлон…

Ева начала свой рассказ очень тихо. Она смотрела не на меня, а куда-то в сторону. Как будто в какой-то воображаемый экран, где оживало ее таинственное былое. Словно открылась завеса времени и она увидела там себя.