Ольга Задорожная - Голова Клотильды. Н о в е л л ы

Постойте, а что же король, спросите вы?!!

Узнав правду о том, что отцом близняшек является не он, а его шут; а это было так очевидно, ведь девочки сами выдали тайну своего рождения. Цветом волос – белым, как сметана, а так же кожей, прозрачной, как китайский шелк. И к тому же – эти глаза… Абсолютно фиолетовые, какие бывают у альбиносов, с рубиновой бусинкой вместо зрачка.

Узнав правду, король, как вы сами понимаете, не пришел в восторг от всей этой чудовищной истории. Униженный и оскорбленный, он озверел и в бешенстве приказал бросить этих монстров на растерзание пантерам, которых держал для души.

Так, судьба в одно мгновение расправилась с королем. Он потерял супругу и утратил надежду стать счастливым отцом.

Что до королевы, она давно уже потеряла его. Может даже и раньше, чем потеряла голову от любви к карлику-альбиносу.

Любовь настигла ее, как шаровая молния.

Безумству страсти королевы к шуту не было предела. Она то и дело задыхалась в тисках своей опасной любви. Сладостные муки мечтаний заставляли щекотать ее тимус. Ее буквально распирало изнутри от свалившегося на нее счастья. Пьяная от похоти, она и не собиралась трезветь. От одной только мысли, что Он – ее судьба, она постоянно ощущала сладость во рту.

Поговаривали, что королева была со странностями. Ее всегда привлекало все несовершенное, с изъянами, или прямо таки, откровенное уродство.

Карлик же не был ее игрушкой. Он перевернул с ног на голову весь ее серый, затхлый мир. И не известно, какое количество лет и какое количество зим ей еще бы пришлось влачить в своей тусклости и тухлости, если бы не Он . Он словно вставил в заржавевший механизм старой куклы свой волшебный ключ. И повернул… Он зажег свечу в храме ее сердца, он сделал ее счастливой. Все это было у нее конечно, просто еще в бутоне. Но все же он был, этот плотный бутон, и теперь он распускаться начал…

Сам об этом даже не догадываясь, карлик разбудил в этой иссохшей мумии ту женщину, которая спала в ней много лет. Как спит вулкан, а потом извергается раскаленной лавой. И эта самая раскаленная лава клокотала кипящей смолой в ее венах, испепеляя ее всю без остатка. Каждый раз она сгорала в объятиях белого карлика, а потом снова наливалась соком, переполнялась им, чтобы опять выплеснуть.

Когда карлик лежал в постели королевы, он осознавал свою ценность и, будучи и так-то бесцветным, он белел еще больше от этого, доселе не испытанного им блаженства. Он почти сливался с простыней, призрачно плавая где-то над кроватью, словно летучий эфир, белый пар, опиумный дух… И казалось, что он вот-вот растворится в воздухе, как сахар в воде.

Чтобы убедиться, что карлик все еще рядом, королева тянула к нему свои руки, ломая их в судороге от возбуждения и нежно, остановив дыхание, гладила его набухший, волосатый нос. Кончиками пальцев она едва касалась его губ, которые как-то неестественно искривились и так и застыли в экстазе внезапно обретенного счастья. Ей нравилось трогать его веки, отягощенные приятной усталостью и безмятежным сном, с белыми и пушистыми, как снежинки, ресницами. Они трепетали под ее пальцами, словно крылья феи.

Потом, как будто уже боясь коснуться его, спящего и сияющего, как белое золото – мягкое, без звона; она долго любовалась им и в ее глазах танцевало солнце… Она глядела на него в исступлении, одержимая каким-то благоговейным страхом, и восхищением, и надеждой, и радостью и даже благодарностью . Словно это был не карлик, а Святой Грааль.

Он лежал тихо, оголив свой лобок, окутанный облаком волос цвета гороховой каши, и трепетно ласкал своей рукой шелковые вензеля на простынях. Это было приятно.

От волнения и сильных эмоций у него потел лоб и его белая, ворсистая монобровь становилась мокрой. Тогда он начинал тереть ее пальцами так, словно хотел свалять из нее войлочный ковер.

Иногда, а то и очень часто, что – то проносилось в его головушке, что – то такое, как – у у у ухх. И в его сердце закрадывалось это чувство – такое колкое, холодное… Ревность. Да – да. Это чувство было вовсе не чуждо ему. Тогда хрупкая душа гнома ранилась, и он уже не в силах был справиться с этим импульсом. Его голубые глаза при этом становились, как соль. Лицо – как блин.

Он нисколечко не ощущал себя ягодой не ее поля. Напротив, он искренне верил в то, что его веточка уже привилась к Королевскому Древу. Привилась и растет. И уже дает свои плоды.

Он напоминал прочный и крепкий дуб. А точнее, спелую, сочную шишку, туго набитую орехами. Наливаясь тягучей смолой, она трещала по швам и лопалась. И сквозь тугую плоть этой шишки, янтарной слезой сочился вязкий, густой мед. Ядреная шишка блестела, обливаясь нектаром любви.