Ларс Кеплер - Контракт Паганини

Аксель взял ручку и там, где ожидалась его подпись, нарисовал улыбающуюся рожицу с «пузырем», как в комиксах.

Потом, сделав серьезное лицо, вернулся в прихожую, передал папку курьеру и поднялся в салон. Интересно, Беверли и правда наверху или просто не решилась сказать, что удрала?

Что если она незаметно выскользнула и потерялась?

Аксель взял пульт и запустил сборник ранних песен Дэвида Боуи.

Музыкальный центр напоминал слабо светящийся стеклянный слиток. Беспроводной, динамики встроены в стены и не видны.

Аксель подошел к серванту, открыл выгнутые стеклянные дверцы и посмотрел на блестящие бутылки.

Поразмыслил, взял бутылку виски – «Хазелберн», произведение вискарни «Спрингбэнк Дистиллери». «Дистиллери» – это в Шотландии, в районе Кэмпбелтауна. Аксель был там; он вспомнил столетний чан с выжимками – этот чан все еще использовался. Изношенный, выкрашенный в алый цвет и даже без крышки.

Аксель вытащил пробку и вдохнул аромат виски: насыщенно-земляной и темный, как грозовое небо. Он снова заткнул бутылку пробкой, медленно поставил бутылку на полку и услышал, что случайный выбор включил песню с пластинки Hunky Dory .

– But her friend is nowhere to be seen. Now she walks through her sunken dream, to the seat with the clearest view, and she ’ s hooked to the silver screen , – пел Дэвид Боуи.

В доме брата хлопнула дверь. Аксель выглянул в широкое панорамное окно, выходящее в тесный садик. Подумал, не зайдет ли Роберт к нему, и в дверь тут же постучали.

– Входи! – крикнул он брату.

Роберт открыл дверь и вошел в салон с озабоченным лицом.

– Ты, конечно, слушаешь всякий хлам, чтобы позлить меня, но…

Аксель улыбнулся и запел вместе с Боуи:

– Take a look at the Lawman, beating up the wrong guy. Oh man! Wonder if he ’ ll ever know: he ’ s in the best selling show …

Брат сделал несколько танцевальных па, потом подошел к открытому серванту и посмотрел на бутылки.

– Угощайся, – сухо пригласил Аксель.

– Хочешь взглянуть на моего Штроссера? Я выключу ненадолго…

Аксель пожал плечами. Роберт нажал на паузу, и музыка плавно утихла.

– Ты уже закончил с ним?

– Всю ночь сидел, – с широкой улыбкой сообщил Роберт. – Сегодня утром натянул струны.

Братья замолчали. Когда-то давным-давно их мать решила, что Аксель станет знаменитым скрипачом. Алиса Риссен сама была профессиональным музыкантом, десять лет играла вторую скрипку в оркестре Королевской оперы. Она не скрывала, что первенец, Аксель, – ее любимчик.

Все пошло прахом, когда Аксель учился в Высшей музыкальной школе и вышел в финал конкурса имени Йохана Фредрика Бервальда [31]для молодых солистов. Этот конкурс считался игольным ушком, сквозь которое молодой скрипач мог пролезть прямо в мировую музыкальную элиту.

После конкурса Аксель покончил с музыкой и перешел в Военную академию Карлберг. Его младшему брату, Роберту, пришлось занять в семье место музыканта. Как и многие окончившие Королевскую музыкальную школу, Роберт не стал звездой. Он играл в камерном ансамбле, а самое главное – приобрел репутацию прекрасного скрипичного мастера, и заказы к нему шли со всех концов света.

– Покажи мне скрипку, – помолчав, попросил Аксель.

Роберт кивнул и принес инструмент – изящную скрипку, покрытую огненно-красным лаком и с полосатой, как тигровая шкура, кленовой нижней декой.

Он остановился напротив брата и заиграл переливчатый пассаж из Бартока. Акселю нравился этот композитор. Барток открыто противостоял нацистам и был вынужден покинуть Венгрию. Он был композитором-философом, иногда ему удавалось передать другим короткие мгновения счастья. Чуть печальная народная музыка звучит среди развалин, оставшихся после катастрофы, подумал Аксель. Роберт закончил играть.

– Хорошо звучит, – одобрил Аксель. – Только надо передвинуть душку, потому что выходит глуховато…

Лицо брата сделалось холодным, замкнутым. Роберт сухо пояснил:

– Даниэль Штроссер сказал, что… он хочет, чтобы скрипка звучала так. Чтобы у скрипки был голос, как у молодой Биргит Нильссон.

– Тогда надо было сдвинуть душку очень основательно, – улыбнулся Аксель.

– Ты не понимаешь, я только хотел…

– А так все изумительно, – поспешил сказать Аксель.

– Ты же слышал, как она звучит – сухо, резко…

– Я не хотел тебя обидеть, – невозмутимо продолжил Аксель. – Я просто сказал, что в звуке есть что-то неживое…

– Неживое? На скрипке будет играть знаток Бартока, – взорвался Роберт. – Мы говорим о Бартоке, а Барток несколько отличается от Боуи.