Ларс Кеплер - Гипнотизер

Через некоторое время она наклонилась и прошептала:

– Юсеф?

Снаружи было тихо. Эвелин пошла было назад в квартиру, как вдруг услышала шепот брата с другой стороны двери:

– Открывай.

Она ответила, стараясь не всхлипнуть:

– Ладно.

– Думала, что избавилась от меня?

– Нет, – прошептала она.

– Будешь делать, что я скажу.

– Я не могу…

– Посмотри в глазок, – оборвал Юсеф.

– Не хочу.

– А ты посмотри.

Эвелин, дрожа, прижалась к глазку и через “рыбий глаз” линзы посмотрела на лестничную клетку. Спавший полицейский все так же сидел на лестнице, но теперь на ступеньках под ним растеклась лужа темной крови. Глаза закрыты; он слабо, но дышал. Эвелин увидела, как Юсеф ушел из круглой картинки. Он прижался к стене, потом бросился на дверь и хлопнул ладонью по глазку. Эвелин попятилась и споткнулась о собственные ботинки.

– Открой дверь, – велел Юсеф. – Иначе я убью полицейского, стану звонить соседям и убивать их. Начну вот с этой двери, которая рядом.

Эвелин быстро сдалась, она больше не могла. Разум твердил, что она никогда не избавится от Юсефа, и надежда угасла. Дрожащими руками Эвелин отперла дверь и впустила брата. Она готова была умереть, лишь бы не дать ему убить еще кого-нибудь.

Рейне пересказал все, что знал сам, как мог хорошо. Он считал, что Эвелин хотела спасти раненого полицейского и не допустить новых убийств и поэтому открыла дверь.

– Якобссон выживет, – сказал Рейне. – Ему повезло, что она послушалась брата.

Кеннет покачал головой:

– Что происходит с людьми?

Рейне устало потер лоб:

– Она спасла вашей дочери жизнь.

Кеннет осторожно постучал и приоткрыл дверь палаты, где лежала Симоне. Шторы задернуты, свет погашен. Кеннет, прищурившись, всмотрелся в темноту. На диване кто-то лежал – может быть, и дочь.

– Симоне? – тихо позвал он.

– Я здесь, папа.

Голос с дивана.

– Хочешь, чтобы было темно? Зажечь свет?

– Папа, я не могу, – прошептала она, помолчав. – Я не могу.

Кеннет на цыпочках подошел, сел на диван и обнял ее. Симоне заплакала горько, душераздирающе.

– Однажды, – сказал он и погладил ее, – я проезжал на патрульной машине мимо твоего садика и увидел тебя во дворе. Ты стояла лицом к ограде и плакала. Сопли текли из носа, ты была мокрая и грязная, а воспитатели и не собирались тебя утешать. Стояли и болтали, абсолютно равнодушные.

– И что ты сделал? – спросила Симоне.

– Остановил машину и пошел к тебе. – Кеннет сам себе улыбнулся в темноте. – Ты тут же перестала реветь, взяла меня за руку и пошла за мной.

Он помолчал.

– Представь себе, что сейчас я могу просто взять тебя за руку и отвести домой.

Она кивнула, положила голову ему на плечо и спросила:

– Ты что-нибудь слышал про Сима?

Кеннет погладил дочь по щеке. Он колебался: говорить правду или нет? Врачи сказали без обиняков: Шульман потерял слишком много крови. Его мозг получил серьезные повреждения. Его не спасти. Он никогда не выйдет из комы.

– Врачи еще не знают точно, – осторожно начал он, – но… – Он вздохнул. – Милая, дела не очень хороши.

Симоне затряслась от рыданий.

– Я не могу больше, не могу, – плакала она.

– Ну да, да… Я позвонил Эрику. Он уже едет.

Симоне кивнула:

– Спасибо, папа.

Кеннет опять погладил ее.

– Я правда больше не могу, – прошептала Симоне.

– Не плачь, дружок.

Она снова громко, со стонами зарыдала.

– Я больше не могу…

В тот же миг открылась дверь, и Эрик включил свет. Он пошел прямо к Симоне, сел с другой стороны и сказал:

– Слава богу, что ты выбралась.

Симоне уткнулась лицом ему в пальто и сдавленно произнесла:

– Эрик.

Эрик погладил ее по голове. Он выглядел уставшим, но взгляд был ясный и острый. Симоне подумала, что он пахнет домом, пахнет ее семьей.

– Эрик, – серьезно сказал Кеннет. – Ты должен знать кое-что важное. Ты тоже, Симоне. Я недавно говорил с Аидой.

– Она что-нибудь сказала? – встрепенулась Симоне.

– Я рассказал им, что мы поймали Вайлорда и других, – ответил Кеннет. – Не хотел, чтобы они и дальше боялись.

Эрик вопросительно посмотрел на него.

– Это долгая история, объясню, когда будет время, но… – Кеннет перевел дыхание и глухим усталым голосом сказал: – Какая-то женщина связывалась с Беньямином за несколько дней до его исчезновения. Она выдавала себя за его настоящую, биологическую мать.

Симоне высвободилась из объятий Эрика и посмотрела на Кеннета. Высморкалась и спросила голосом, тонким и ломким от плача: