Ларс Кеплер - Гипнотизер

– Здравствуйте? – окликнула кого-то сотрудница соцотдела.

Я вошел. Дверца холодильника открыта. В бледном свете, опустив глаза, стояла Лидия. Лишь через несколько секунд я заметил у нее в руке нож. Длинный зазубренный хлебный нож. Рука висела плетью вдоль бока. Лезвие, дрожа, поблескивало возле бедра.

– Вам сюда нельзя, – прошептала она и внезапно взглянула на меня.

– Хорошо. – Я попятился к двери.

– Может быть, сядем и немного поговорим? – спокойно предложила сотрудница соцотдела.

Я открыл дверь в коридор и увидел, что Лидия медленно приближается.

– Эрик, – позвала она.

Когда я закрывал дверь, Лидия уже бежала ко мне. Я бросился через весь коридор в прихожую, но дверь была заперта. Быстрые шаги Лидии приближались. Она постанывала, словно животное. Я рванул другую дверь и ввалился в комнату с телевизором. Лидия дернула дверь и вбежала за мной. Я наткнулся на кресло, добежал до балконной двери, но не сумел повернуть ручку. Лидия с ножом преследовала меня; я метнулся за обеденный стол, она бросилась следом; я, отступая, пошел вокруг стола.

– Это ты виноват, – сказала она.

Соцработница вбежала в комнату. Она запыхалась.

– Лидия, – жестко сказала она, – сейчас же прекратите это безобразие.

– Это он во всем виноват.

– В чем? – спросил я. – В чем я виноват?

– Вот в этом, – ответила Лидия и полоснула себя ножом по горлу.

Она смотрела мне в глаза, кровь лилась ей на фартук и на голые ноги. Губы дрожали. Нож упал на пол. Рука пыталась нащупать опору. Лидия опустилась на пол и села боком, как русалка.

Анника Лорентсон озабоченно улыбнулась. Райнер Мильк потянулся через стол и налил “Рамлёса”, забулькали пузырьки. Запонки сверкнули темно-синим и золотым.

– Вы, конечно, понимаете, почему мы хотим поговорить с вами как можно скорее, – сказал Педер Меларстедт и поправил галстук.

Я посмотрел на протянутую мне папку. Мне сообщили, что Лидия подала на меня заявление. Она утверждала, что я довел ее до попытки самоубийства, заставив признать вымышленные поступки. Лидия обвиняла меня в том, что я сделал из нее подопытное животное и при помощи гипноза вложил ей в голову ложные воспоминания, что я с самого начала нагло и цинично преследовал ее на глазах у всех, чтобы сломать.

Я поднял глаза от бумаг.

– Это не шутка?

Анника Лорентсон отвела глаза. Хольстейн безо всякого выражения на лице сказал:

– Лидия – ваша пациентка. И то, что она утверждает, – весьма серьезно.

– Да, но ведь ее слова – очевидная ложь, – взволнованно сказал я. – Никаких возможностей под гипнозом поместить в чью-то голову воспоминания не существует. Я могу подвести пациентов к воспоминанию, но не вложить это воспоминание им в голову… это как дверь. Я подвожу человека к дверям, но сам не могу их открыть.

Мильк серьезно посмотрел на меня.

– Одного только подозрения достаточно, чтобы закрыть ваше исследование. Так что вы понимаете, насколько все серьезно.

Я раздраженно дернул головой:

– Она рассказала о своем сыне вещи, которые я счел достаточно серьезными, чтобы связаться с социальными властями. То, что она отреагировала именно так…

Меня неожиданно перебил Ронни Йоханссон:

– Но здесь сказано, что у нее вообще нет детей.

Он постучал длинным пальцем по папке. Я громко фыркнул – и заслужил странный взгляд Лорентсон.

– Эрик, высокомерие в такой ситуации может вам только навредить, – тихо заметила она.

– А если кто-то врет в лицо? – зло улыбнулся я.

Анника перегнулась через стол и медленно произнесла:

– Эрик, у нее никогда не было детей.

– Не было?

– Нет.

В кабинете стало тихо.

Я смотрел, как пузырьки воздуха поднимаются на поверхность.

– Я не понимаю. Она продолжает жить в доме своего детства. – Я пытался успокоиться. – Все подробности совпадают, я не могу поверить…

– Можете не верить, – оборвал Мильк. – Вы допустили ошибку.

– Люди не могут так лгать под гипнозом.

– А если она не была под гипнозом?

– Да нет же, была, я замечаю это, лицо меняется.

– Теперь это не важно. Вред уже нанесен.

– Я не знаю, есть ли у нее дети, – продолжал я. – Не исключено, что она говорила о себе. Я не сталкивался с подобным, но, может быть, она таким образом переосмыслила собственные детские воспоминания.

Анника прервала меня:

– Возможно, вы и правы, но факт остается фактом: ваша пациентка совершила серьезную попытку самоубийства и обвиняет в этом вас. Предлагаем вам взять отпуск за свой счет, пока мы будем разбираться с этой историей.