— Неужели твой мир правда такой ужасный?
— Да, и твой тоже.
Нет, мой мир был совсем другим.
— А как насчет людей, которые делают добрые дела и не ждут за это благодарности?
— Ты дурак, если считаешь, что они ничего не ждут. Никто никому не станет помогать за просто так.
— Серьезно? И что полагается за помощь в сокрытии убийства?
Остаток пути мы проехали в молчании и подрулили к отцовскому дому уже за полночь. Я открыл багажник, и отец вытащил оттуда окровавленный вещмешок. Как отреагирует Каролина, когда он войдет в дверь?
Собрав все свое мужество в кулак и пытаясь унять дрожь, я поглядел отцу в лицо в свете уличных фонарей.
— Отец, я никогда больше не совершу ничего незаконного или аморального ради тебя. Если бы сегодня нас поймали, вся моя жизнь пошла бы прахом.
— Если ты мне понадобишься, я тебе позвоню и ты примчишься, как обычно.
— Нет.
— Черт побери, да!
Глядя, как он идет к дому, я дал себе торжественную клятву — я посвящу свою жизнь тому, чтобы доказать, как он ошибся на мой счет. Я стану его полной противоположностью.
Часть пятая. Кэпитол-Хилл, 1975
Мой отец в день освобождения из тюрьмы Сан-Квентин, 1951.
За несколько лет, что я подрабатывал кэдди в гольф-клубе «Бёрнинг-Три», мне выпало повстречаться со многими сенаторами, президентами, послами и генералами, и я ловил каждое их слово. Приближался выпускной, и я надеялся, что мне удастся устроиться на работу у одного из них.
Благодаря близости к сильным мира сего передо мной открылось окно в мир, никак не связанный с моей личной ситуацией. Я начал много читать о Конгрессе, а в университете записался на курс политологии. Уже в первый свой год в колледже я не только прочитывал всю литературу по спискам и много дополнительных книг, но проглатывал также « Вашингтон пост» , « Нью-Йорк таймс» , « Уолл-стрит джорнал» и другие издания, связанные с политикой.
Профессия, некогда казавшаяся мне бесполезной, теперь очень привлекала меня. Я стал понимать, что навахо оказались жертвами несправедливой политической системы, а те, кто пытался им помочь, просто не представляли, как это сделать. Эти несведущие «слуги народа» напоминали мне жителей Восточного побережья, которые приезжали в резервацию, чтобы проникнуться истинным индейским духом, прикоснуться к Матери-Земле и Отцу-Небу, но оказывалось, что навахо живут в нищете, какую ожидаешь видеть разве что в странах третьего мира, и без всякой надежды на будущее. Они торопились оттуда уехать и никогда больше не возвращались.
Я рос в ненависти к Бюро по делам индейцев. Бюрократы контролировали все аспекты жизни навахо, отобрав у них свободу под тем предлогом, что лучше знают, как позаботиться о них. На самом деле все было наоборот. Наверняка существовал какой-то способ все исправить.
Больше всего тут повлиял на меня мистер Эшкрофт. Во время наших долгих вечерних бесед на индейском рынке он рассказывал мне о навахо: как их перебили, словно скот, во время Долгого пути — я уже знал об этом от Эвелин. Он говорил, что, когда навахо разрешили вернуться на их священные земли, правительство отобрало у них овец, главный источник дохода, и сожгло в ямах, а индейцы стояли вокруг и плакали. БДИ утверждало, что от овец пришлось избавиться, чтобы избежать эрозии почвы, но на самом деле следовало просто отдать навахо их законную территорию, и проблема решилась бы сама собой.
Белое правительство отняло у навахо средства к существованию и человеческое достоинство, дав взамен лишь пособия да безработицу.
— Будь осторожен с тем, что тебе дается, — говорил мистер Эшкрофт. — Именно так ты попадаешь в зависимость от своих хозяев.
Он был совершенно прав. Его рассказы помогли мне понять, почему у индейцев всегда такие печальные лица. Законы нисколько не помогали народу навахо.
Другим вопиющим примером лицемерия на государственном уровне было регулирование употребления алкоголя. Политики и бюрократы делали вид, что борются с алкоголизмом, но в то же время несовершеннолетние в резервациях потребляли спиртное наравне с взрослыми. Для них были готовы тюремные камеры и фургоны, подбиравшие пьяных на улице. Но потом их выпускали — как раз вовремя, чтобы мы с Сэмом забросали их «вишневыми бомбами». Как говорил отец, «половина докторов наук в Америке изучает алкоголизм у индейцев, но ничего не меняется, потому что никому нет дела. Правительству нужны только доходы от налогов».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу