Эмма Стоунекс - Смотрители маяка

Безостановочно шел дождь. На мне были туфли на шпильках, потому что мне по глупости казалось, что это неуважение — быть без каблуков, и они проваливались в песок. Лицо Артура, пристально смотревшее на меня с плаката, больше не было лицом моего мужа. Знаете, когда в газете вы видите портрет убитой девушки и смотрите ей в глаза в надежде найти ключ к тому, что произошло, намек о том, что она знала? В тот день я смотрела на Артура и понимала, что это его секрет. Все говорили нам, что надо бороться — за ответы, за решение, но борьба подразумевает сражение против кого-то, не так ли? В конце концов все это оказалось слишком выматывающим. Я боролась не против «Трайдент-Хауса», а против него, своего мужа. Артур не хотел, чтобы я знала. Считается, что после смерти любимых ты должен искать ответы. Но что, если они предпочли бы молчание?

Потом на меня набросилась Дженни. Не могу ее винить. Я пыталась помочь ей с малышом, потому что ей приходилось нелегко. Ее дочери бегали по пляжу, и я видела, что она плакала и не спала, как и я, а потом она вдруг взяла и залепила мне пощечину. Хуже всего было видеть, что Артур и Билл наблюдают за нами с плакатов, и в глазах Артура читалось: слава богу, меня это не касается.

В тот миг я была готова поменяться с ним местами, и неважно, где он — в кандалах на пиратском судне или заклеванный птицами в пещере, все что угодно. Я завидовала его тайне. Исчезнуть непросто. Я так и не поняла, как ему это удалось. Проблема в том, что Дженни никогда не хотела выслушать мою версию. Вы можете сказать, что проблема во мне, и ваши читатели согласятся, уверена. Нет никого хуже женщины, которая уводит чужого мужа. Неважно, что муж тоже в этом участвовал: его обманули или соблазнили, и забавно, что мужчины отстаивают свою власть во всех сферах жизни, кроме тех случаев, когда им это неудобно, и тогда они согласны быть слабовольными и возложить ответственность на женщин. Дженни продолжала любить Билла, и это ее дело, ее право. Билл был мужем и отцом, и это более важные роли, чем я в состоянии понять.

Правда в том, что я танцевала с Биллом на благотворительной вечеринке, когда Артур был на башне, и мы сблизились в последующие недели. Один раз, когда я была расстроена, он поцеловал меня.

Поцелуй был быстрым и невыразительным. Было ощущение полнейшей неправильности. Этот момент стал поворотным. Я подумала: что же я творю, это не я, это совсем не я, и что я надеюсь получить? Признаюсь, что отчасти мне льстило его внимание. Я не могла понять, что во мне мог найти молодой мужчина. Я сглупила и пожалела о своей ошибке. Я хотела, чтобы Билл тоже пожалел.

Я сказала Биллу, что мы не можем продолжать. Ожидала, что он согласится, но его реакция оказалась совершенно неожиданной. Он стал вести себя враждебно и одновременно признаваться в любви ко мне. Я помню, как он практически плюнул эти слова мне в лицо, как будто ненавидел это чувство, но не мог от него избавиться.

После этого я старательно его избегала. Придумывала отговорки для Дженни и чувствовала облегчение, когда Билл возвращался на «Деву» и мне не приходилось его видеть. Когда он был на берегу в отсутствие Артура, он вел себя пугающе. Это единственное слово, которое я могу подобрать. Приходил в мой дом со словами, что его прислала Дженни починить лампочку, а потом я замечала, что у меня пропадают вещи. Нижнее белье и мыло, туфли и украшения; и по сей день я уверена, что это он украл подвеску, которой я очень дорожила и которую подарил мне Артур, когда сделал предложение. Не могу предположить, куда еще она могла подеваться, и, конечно, я ни слова не сказала Артуру. Должно быть, он подумал, что я ее потеряла или не хочу больше носить.

По-видимому, Билл настолько хотел, чтобы мы были парой, что в его воображении это уже произошло. Он строил планы на совместный отпуск. Рассказывал о местных красотах, которые покажет мне в следующий приезд на берег. Говорил об ужинах в его любимых ресторанах, куда он меня поведет.

Как будто в тот день я сказала Биллу не то, что хочу все прекратить, чем бы ни было это «все» — единственным поцелуем, попыткой узнать друг друга, смятением при встрече, всем, что можно с большой натяжкой отнести к неверности, хотя я не думаю, что произошло что-то разрушительное, — а что я решила расстаться с Артуром и начать все заново с ним. Он вел себя нагло, брал меня за руку, когда Дженни стояла рядом, пытался обнять меня за талию, когда на кухне я резала принесенный ею фруктовый пирог. Неважно, сколько раз я говорила ему «нет», он отказывался оставлять меня в покое. А ракушки! Проклятые ракушки, которые он вырезал на маяке и привозил мне, они заполняли мой дом, ящики, все места, куда я могла их спрятать в ужасе при мысли о том, что кто-то их увидит. Я не могла выбросить их, беспокоясь, что Дженни увидит их в мусорном баке. Она часто выбрасывала стекло в последний момент. Я не могла так рисковать.