Шарлотта Линк - Дом сестер

— Одна из девушек сказала, что видела, как ты пошла в библиотеку, — сказала Виктория. — Что ты делаешь здесь одна?

— Мне нужно немного покоя, — ответила Фрэнсис. — Знаю, я не должна была просто…

«Это ее дом, а не твой! Ты не имеешь права заходить в какие-либо комнаты и закрывать за собой дверь!»

— Нет, нет, всё в порядке, — поспешила ответить Виктория и озабоченно посмотрела на сестру. — Ты очень бледная, Фрэнсис.

— Это из-за света.

— Да, возможно… — Виктория, казалось, пребывала в нерешительности. — Ты много пережила, — наконец сказала она. — Мама рассказывала, что в… тюрьме тебя принудительно кормили. Это, наверное, ужасно!

— Да, не особенно приятно. Но тебе не надо мне сочувствовать. Я всегда знала, что делала.

— Да… конечно…

— Ты, наверное, спешишь, — сказала Фрэнсис. — Твой муж, вероятно, уже ждет.

— Он ищет свою мать, чтобы проститься. Фрэнсис… — Казалось, Виктории стоит невероятных усилий, чтобы подобрать нужные слова. — Фрэнсис, мне очень жаль, что все так получилось.

— Тебе жаль, что ты вышла замуж за Джона? Сейчас жаль?

— Нет, я не это имела в виду. Я имею в виду… ты ведь знаешь, что именно. Я… причинила тебе боль, но я этого не хотела. Так уж… просто случилось у нас с Джоном.

— Тебе не за что извиняться, Виктория.

— Не за что? — В ее голосе прозвучала надежда. — Правда?

— Правда. — Фрэнсис молилась, чтобы сестра не почувствовала неприязнь, с которой она смотрела в ее милое лицо под копной золотистых волос. Ни за что на свете Виктория не должна заметить ее обиду, ее отчаяние.

— Не думай об этом. Я немного обижена, что не была приглашена на свадьбу, только и всего.

Виктория, похоже, испытала глубокое облегчение.

— Я очень рада. Ты знаешь, я думала… вы с Джоном…

— Ради бога! Это было давным-давно. Детские шалости, не более того.

— Слава богу! Тогда между нами больше ничего не стоит, да? Я, конечно, очень хотела пригласить тебя на нашу свадьбу, и Джорджа тоже, но отец… ты ведь знаешь… он был против!

«И ты будешь всю свою жизнь ориентироваться на то, что другие хотят, а что нет», — с презрением подумала Фрэнсис.

Но она сказала, улыбнувшись:

— Я знаю это. Давай, надевай свою очаровательную шляпу и иди искать своего мужа. А то вы опоздаете на поезд.

Виктория быстро поцеловала сестру в щеку, повернулась и выбежала из комнаты. Дверь за ней громко захлопнулась.

Фрэнсис осталась одна. Ее лицо пылало. Только сейчас она почувствовала ландышевый аромат, витавший в комнате. Ландыши. Сладкие и невинные. Ласковые и манящие.

Она ощутила их присутствие в тот самый момент, когда их аромат воплотил все, чего у нее не было. И никогда не будет.

Вернувшись в Уэстхилл, они встретили почтальона, который привез для Фрэнсис телеграмму из Лондона. Ее прислала Маргарет.

В ней она коротко сообщала о том, что Филипп Миддлтон после прочтения письма от Фрэнсис совершенно сломался. Вечером того же дня он предпринял новую попытку самоубийства — и на сей раз ему это удалось.

Филипп принял большую дозу таблеток и умер по дороге в больницу.

— О нет, — в ужасе сказала Барбара и чуть отодвинула от себя рукопись, словно пытаясь таким образом дистанцироваться от того, что она прочитала. Ее глаза горели; уже несколько часов она сидела за чтением. Только сейчас Барбара увидела, что огонь в печке погас и в комнате стало холодно и неприятно. В чашке, стоявшей перед ней, оставалось немного чая; она отпила из нее — и скривилась. Чай тоже был холодным и неприятным, горьким.

— Ты ничем больше не хочешь заняться, кроме чтения этих мемуаров? — спросил ее Ральф, стоя у двери. Он только что вошел в дом с охапкой дров, принеся с улицы холодный морозный воздух. Пройдя к печке, чтобы сложить там дрова, оставил за собой следы от мокрого снега. — Ты, кажется, что-то кричала мне?

— Я?.. Я только вскрикнула «О нет», потому что прочла неприятный фрагмент, — объяснила Барбара. Она встала и потянулась. — Друг Фрэнсис Грей совершил самоубийство. Совсем молодой человек. Потому что она не ответила на его чувства.

— Только не увлекайся этим слишком сильно, — предостерег ее Ральф. — Все это уже в далеком прошлом. Такие старые дома, как этот, всегда скрывают множество историй, в том числе и с трагическим исходом.

— Мне все это совсем не кажется таким уж далеким, — задумчиво ответила Барбара. — Фрэнсис для меня — совершенно живой образ. Ты знаешь, что меня очень трогает? То, как Фрэнсис описывает свои родные края, свой дом и окрестности вокруг. Она борется со своей неспособностью к страсти, но у нее есть явная страсть к своей родине. Она все здесь очень любила. И я неким образом, благодаря ее описаниям, тоже начинаю относиться к этому с любовью.