Шарлотта Линк - Дом сестер

В апреле греки капитулировали перед атаковавшими их немецкими войсками. Поспешившие им на помощь англичане вынуждены были начать отступление. Впервые с тех пор, как Уинстон Черчилль занял должность премьер-министра, на него обрушилась критика; его упрекали в том, что он не придерживается четкой линии, а лишь произносит громкие речи. К тому же в боях с немцами мало чего удалось добиться. Повсюду наблюдалось чувство отчаяния. В мае во время налета вражеской бомбардировочной авиации было разрушено здание нижней палаты. Многие расценили это событие как дурное предзнаменование.

В тот момент Фрэнсис, правда, меньше занимали мысли о возможном вторжении немецких войск; значительно больше она беспокоилась об Элис, от которой вот уже больше двенадцати недель не поступало никаких известий. Это было необычно и, по мнению Фрэнсис, не предвещало ничего хорошего. Она дважды писала на последний адрес. На первое письмо вообще не пришло никакого ответа. А на второе отреагировала хозяйка квартиры. В письме, написанном с умопомрачительными ошибками, она сообщила Фрэнсис, что супруги Селли в марте съехали с квартиры куда-то в Бетнал-Грин, на востоке города, так как мистер Селли нашел там место коменданта. Но она не знает их новый адрес.

Это сообщение еще больше насторожило Фрэнсис. Она не могла представить себе, чтобы Элис поменяла квартиру, не сообщив своим детям новый адрес. Она старалась скрыть свое беспокойство от Лоры и Марджори, и девочки тоже ничего об этом не говорили. Но однажды Фрэнсис, поднимаясь по лестнице, стала невольной свидетельницей громкого разговора между детьми.

— Спорим, их убили, — сказала Марджори. Ее голос звучал презрительно.

— Да? А почему ты тогда пишешь маме письмо? — спросила Лора. Она, как всегда, говорила плаксивым голосом.

— Потому что хочу. Вот почему!

— Ты ведь его все равно не сможешь отправить. Мы не знаем адрес.

— Я не смогу его отправить, потому что их больше нет!

— Прекрати! Прекрати все время это повторять! — крикнула Лора. — Это не так! Ты не можешь этого знать!

— Ты такая наивная, Лора! При этом старше, чем я… Просто не можешь сложить два и два.

— Мама скоро позвонит, — упрямо настаивала Лора.

Марджори громко рассмеялась.

— Может быть, ты еще веришь в Санта-Клауса?.. Мы больше никогда не увидим маму. Плохо только, что мы сидим здесь. Но они нас здесь наверняка не оставят, а запихнут в детский дом!

Лора всхлипнула.

— Довольно, — пробормотала Фрэнсис. Она хотела войти в комнату, но едва успела увернуться от заплаканной Лоры, которая промчалась мимо нее в ванную и захлопнула за собой дверь. Было слышно, как внутри защелкнулся замок.

— Марджори! — строго сказала Фрэнсис. — Я слышала случайно, как ты…

Марджори была белая как стена.

— Что? Сейчас вы опять будете на меня нападать? Хотя я совершенно права! Вы знаете это! Мама и папа погибли! И они никогда не вернутся!

С этими словами она тоже выбежала из комнаты, прежде чем Фрэнсис успела ее удержать. Ее шаги застучали по лестнице.

Фрэнсис закатила глаза. Ее взгляд упал на листок бумаги, который лежал на столе у окна. Ведь Лора спросила у Марджори, зачем та писала письмо матери…

Фрэнсис с любопытством подошла ближе. Она понимала, что не должна читать чужое письмо; двенадцатилетняя девочка тоже имеет право на тайну переписки. Но ей очень хотелось узнать, что Марджори пишет своей матери о жизни в Уэстхилле.

«Дорогая мама, — было написано на листке, — здесь совершенно ужасно. Ты даже себе не представляешь, какая отвратительная эта Фрэнсис. У нее холодные глаза и жесткий, громкий голос. Меня она терпеть не может, в отличие от Лоры. Лоре разрешается все. Даже беспрерывно жрать, хотя она и так толстая, как свинья. Фрэнсис сказала, что она меня побьет, если я еще раз скажу, что Лора толстая. Разве она имеет такое право? Мама, а мы не можем вернуться к вам с папой в Лондон? Немцы по-прежнему сбрасывают так же много бомб? Если ты меня в скором времени не заберешь, я убегу. Я…».

На этом месте Марджори, должно быть, что-то помешало. Письмо обрывалось на середине предложения.

Фрэнсис отошла от стола. Она знала, что девочка ее не любит и что ей плохо в Уэстхилле. И все-таки была озадачена. Она не думала, что у Марджори может возникнуть мысль сбежать.

«Когда же наконец Элис даст о себе знать? — с беспокойством подумала Фрэнсис. — Постепенно моя ответственность за девочек все больше возрастает…»

На протяжении следующих недель она постоянно следила за Марджори, но не смогла обнаружить ничего, что говорило бы о ее подготовке к побегу. Девочка теперь не прилагала никаких усилий, чтобы скрыть ненависть к Фрэнсис, при этом та все еще ломала голову над тем, чем же навлекла на себя эту ненависть. Она просто возникла, еще на вокзале в Норталлертоне. Ненависть с первого взгляда, которая была так же необъяснима, как и любовь с первого взгляда. Инстинктивное, импульсивное неприятие, какое бывает у собак, которые по необъяснимым причинам бросаются друг на друга, хотя ничто это не провоцировало.