Киран Харгрейв - Милосердные [litres]

Сейчас никаких цветов нет и в помине. Комната, казавшаяся тесноватой для пары молодоженов, почему-то кажется еще меньше, когда в ней живут мать и маленький сын. Огонь в очаге не горит, лишь угли тлеют под слоем золы. Окно занавешено плотным одеялом, отчего в комнате сумрачно. Дийна глядит на Марен, словно ночная птица, затаившаяся в полумраке. Эрик садится на кучу тряпья, сложенного в углу. Какие-то ветки, торчащие из нее, придают ей сходство с наспех свитым гнездом. В комнате пахнет кислым молоком и блодплёттаром, чей густой дух проникает сюда сквозь дощатую стену. У холодного очага стоят башмаки Эрика, старшего Эрика – брата Марен. Один башмак расшнурован, язычок вывалился наружу, внутренности похожи на темную пасть.

Марен пришла, чтобы выговорить Дийне за грубость, чтобы выказать свою обиду за те злые слова, которые Дийна бросила ей, когда заявила, что Марен больше не нужно за нее беспокоиться, потому что это уже не ее забота. Ей хотелось высказать много всего, но в этой комнате все заготовленные слова встают комом в горле. У нее ощущение, что ее предали, предали Эрика, предали память об Эрике.

– Дийна…

И тут она видит над очагом веревочную фигурку, обернутую в пропавшее кружево Торил. Марен сбивается и умолкает. В бок фигурки воткнула серебряная игла.

– Что это?

Проследив за направлением ее взгляда, Дийна пожимает плечами и берет в руки фигурку.

– Ничего. Кукла для Эрика.

– Это кружево Торил.

Дийна вынимает иголку, разворачивает кусок кружева.

– Хочешь его ей вернуть?

Марен качает головой, и Дийна бросает кружево в огонь. Марен делает судорожное движение, словно хочет выхватить его из пламени, но оно уже сморщилось и почернело.

Оглядев комнату, Марен видит рунные камни на полу у кровати, горстку костей – кроличьих хребтов – рядом с пустыми башмаками у очага. Волоски у нее на руках встают дыбом.

– Дийна, что происходит?

– А что происходит? – Дийна кладет веревочную фигурку на большой квадратный кусок ткани, расстеленный на кровати. Туда же она кладет шарф из лисьего хвоста, теплые рукавицы, свой нож, шерстяную рубаху.

– Что ты делаешь?

– Не говори никому, – просит Дийна, не прерывая своего занятия. – Даже ей.

– Ты не можешь так просто уйти. – У Марен сжимается сердце. – Дийна, ты не ведьма.

Но ее голос звучит неуверенно, и Дийна резко оборачивается к ней.

– По-моему, ты не очень-то в это веришь.

У Марен дрожат руки, и она вдруг понимает, что ей по-настоящему страшно.

– Эта фигурка…

– Кукла, – говорит Дийна. – Для Эрика. Я взяла кружево просто назло. И чтобы одежка была помягче.

Марен смотрит на кроличьи кости, на рунные камни.

Дийна издает невеселый, горький смешок.

– Я помню то время, когда руны давали тебе утешение. Когда моряки приходили к моему отцу, чтобы он бросил кости и прозрел их судьбу. Это тоже язык, Марен, и если ты его не понимаешь, это не значит, что в нем есть что-то злое.

Марен пристыженно кивает. Ей хочется извиниться, но она понимает, что извинения прозвучат глупо и жалко. Она лишь повторяет:

– Ты не ведьма.

– Неважно, кто я. Важно, кем меня считают они.

– Урса уверена, что все будет хорошо. Ее муж…

– Да что она знает? – У Дийны срывается голос. – Что знаешь ты? Я осталась в Вардё только ради тебя, и чтобы Эрик рос в семье. Но здесь уже небезопасно.

– Ты забираешь его с собой?

– Он мой сын, – говорит Дийна. – Ты же не думаешь, что я его брошу?

– Как же он будет жить на мелкогорье?

– Мы уйдем еще дальше, – говорит Дийна. – Куда бы мы ни ушли, там ему все равно будет лучше, чем здесь. – Дийна обводит взглядом запущенную убогую комнатушку. – Какая тут жизнь у ребенка? Ему нужен воздух, нужны деревья, ему нужны люди, которые не будут смотреть на него как на выродка или на дурачка. – Она бросает ядовитый взгляд на дощатую стену, из-за которой доносится стук маслобойки. Мама по-прежнему взбивает масло, хотя оно давно готово. – Надо было уйти сразу, когда не стало его отца.

Марен хватает Дийну за руку.

– Пожалуйста, не уходи.

– Здесь небезопасно.

– Я сумею тебя защитить.

Дийна качает головой, гладит Марен по щеке.

– Для них мы ничто. Как люди для моря, которому нет до нас дела.

Она прижимается лбом ко лбу Марен. Ее кожа сухая, будто песок.

– Ты тоже можешь уйти с нами, – говорит Дийна. Марен резко отшатывается. – Варр проводит лето на мелкогорье, в лесу. Они туда не пойдут, а если пойдут, то я знаю, где спрятаться.