Бернадетт Энн Пэрис - За закрытой дверью

– У меня лишь одно условие, – произнес он. – Я сам выбираю тему.

– В каком смысле? – нахмурилась я.

– Ты будешь рисовать то, что я скажу. И ничего кроме.

Я настороженно взглянула на него, пытаясь понять, что он затеял на этот раз. Очередная психологическая игра?

– Зависит от того, что именно ты хочешь, – ответила я.

– Портрет.

– Портрет?

– Да. Ты ведь уже рисовала портреты?

– Немного.

– Вот и хорошо. Я хочу, чтобы ты нарисовала портрет.

– Твой?

– Да или нет, Грейс?

Я нутром чуяла: нужно отказаться, но мне так отчаянно хотелось снова рисовать! Заполнить бесконечные дни чем-то, кроме чтения! Мысль о том, чтобы писать портрет Джека, вызывала отвращение, но я успокаивала себя тем, что он вряд ли собирается позировать мне часами. По крайней мере, я на это надеялась.

– Только если я буду работать по фотографии, – вывернулась я.

– Договорились. – Он опустил руку в карман. – Хочешь начать прямо сейчас?

Я пожала плечами:

– Почему бы и нет?

Достав фотографию, он сунул мне ее под нос:

– Одна из моих клиенток. Красивая, правда?

Испуганно вскрикнув, я попятилась назад – подальше от него и от этой фотографии, но он наступал и с глупой ухмылкой приговаривал:

– Давай, Грейс, не стесняйся! Рассмотри получше! В ближайшую пару недель тебе придется разглядывать ее во всех подробностях.

– Нет, – отрезала я. – Это я рисовать не буду.

– Конечно, будешь. Ты ведь обещала, помнишь? А знаешь, что случится, если ты не сдержишь слово? – Я смотрела на него в оцепенении. – Да-да, я о Милли. Ты ведь хочешь ее увидеть?

– Если такова цена, то не хочу, – твердо ответила я.

– Прости, я хотел сказать: «Ты ведь хочешь еще когда-нибудь ее увидеть?» Я уверен, ты не желаешь, чтобы она сгнила в какой-нибудь психушке.

– Не смей ее и пальцем трогать! – крикнула я.

– Тогда займись рисованием. Порвешь фотографию или испортишь ее – Милли заплатит. Схалтуришь или притворишься, что не получается, – Милли заплатит. Я каждый день буду проверять, как ты продвигаешься. Если увижу, что работаешь слишком медленно, – Милли заплатит. Когда закончишь, начнешь рисовать следующую. Потом еще одну. И так далее – пока я не решу, что мне их достаточно.

– Достаточно для чего? – всхлипнула я, сознавая свое полное поражение.

– Увидишь, Грейс. Обещаю, я потом все тебе покажу.

Рисуя первый портрет, я плакала не переставая. Часами разглядывать и воспроизводить на холсте избитое, окровавленное лицо, скрупулезно изучать сломанный нос, разорванную губу и почерневший глаз было настоящей пыткой; меня часто и мучительно тошнило. Я должна была побороть разрушительное действие этих чудовищных картин, иначе могла бы лишиться рассудка. И я нашла способ. Я придумывала женщинам с фотографий имена и представляла, какими они были раньше, стараясь не замечать ран и ушибов. Следующие портреты дались заметно легче. Помогала и мысль о том, что Джек никогда не проигрывал, а значит, эти женщины – его бывшие клиентки – сумели освободиться от своих мучителей. Это придавало мне решимости. Смогли они – смогу и я.

Месяца через четыре после свадьбы Джек решил, что мы уже достаточно времени провели в уединении и, если продолжать так и дальше, люди начнут задавать вопросы. Одним из первых выходов в свет стал ужин у Джайлса и Мойры. Поскольку это были его друзья, я вела себя четко по инструкции: сдерживая тошноту, изображала нежно любящую жену. Было ясно, что, если я не завоюю его доверие, он снова запрет меня в комнате невесть на какой срок, и тогда шансов на освобождение почти не останется. Когда он сообщил, что мы ужинаем с его коллегами, я поняла, что не ошиблась с тактикой. Коллеги, не друзья! От этой мысли меня захлестнула волна адреналина; я была уверена, что мне выпала отличная возможность – ведь коллегам Джек еще не запудрил мозги и они скорее поверят в мою историю. К тому же, учитывая его блестящую карьеру, среди них обязательно должны быть завистники, жаждущие всадить нож ему в спину. Однако мне предстояло проявить чудеса изобретательности, ведь Джек установил для меня жесткие правила поведения на людях. Никуда не отлучаться одной, даже в туалет; не выходить из комнаты в чьей-либо компании, даже просто отнести тарелки; ни с кем не перешептываться; всегда иметь довольный и счастливый вид.

На обдумывание плана ушло немало времени. Я отказалась от идеи просить о помощи в присутствии Джека: он тут же ловко отметет все обвинения; лучше попробовать передать кому-нибудь письмо – если все четко и спокойно расписать, будет не так просто выставить меня сумасшедшей истеричкой. Помня обо всех его угрозах, я решила, что письмо – самый безопасный способ. Но где взять хоть небольшой клочок бумаги? Не просить же у Джека – он сразу почует неладное и не только откажет, но и начнет следить за мной еще пристальнее.