Эрика О'Роурке - Диссонанс

– Ты ревнуешь, потому что, если мне кто-то нравится, я прямо даю это понять и получаю то, что хочу.

– Ну, сегодня ты ничего такого не получила, – ядовито огрызнулся Элиот.

– Но я, по крайней мере, попыталась. А ты так и будешь вечно все анализировать и взвешивать вместо того, чтобы хоть иногда рискнуть. Элиот, найди себе девушку! Сделай какую-нибудь глупость. Может, тогда ты наконец отстанешь от меня.

– Знаешь что? Если бы ты хоть раз, хоть на пять минут перестала интересоваться только собой, ты бы… – Голос Элиота пресекся. – Хочешь сорвать на ком-нибудь зло? Так срывай его на Саймоне или Бри. Я видел твое лицо, когда Саймон, выбирая между тобой и какой-то вечеринкой, выбрал вечеринку! Мои глаза не врут. И не говори мне, что ты по нему не сохнешь.

– А твое-то какое дело?

– А такое… – Элиот опустил голову, но затем снова прямо посмотрел мне в лицо. – А такое, что хоть с тобой и тяжело, хоть ты сегодня и ведешь себя как последняя стерва, но ты все-таки мой лучший друг. И я не хочу, чтобы тебе причинили боль.

Мой гнев мгновенно исчез – Элиот говорил правду.

– Значит, ты считаешь, что Саймон причинит мне боль?

– Он уже это сделал. – Он развел руками. – Поступай как знаешь, Дэл. Я понимаю, ты иначе не можешь.

Элиот сунул руки в карманы и, ссутулившись, спустился по ступенькам крыльца. Видно, он тоже всерьез разозлился.

За шестнадцать лет мы с ним ссорились всего несколько раз. И во время каждой нашей стычки у меня возникала болезненная, тянущая пустота в душе. Теперь же к этой пустоте примешивалось еще и чувство вины. Элиот всегда безоговорочно был на моей стороне. А что, подумала я, если нашей дружбе пришел конец? Если после случившегося мы никогда не помиримся?

Когда я вернулась в дом, Адди, сидя в кухне и попивая из чашки чай, изучала какую-то бумажную карту.

– Раньше вы с Элиотом вроде бы хорошо ладили, – заметила она.

– Ничего, все образуется.

– Что ж, удачи.

– Уже поздно, – сказала я, невольно удивляясь тишине в доме. – Где все остальные?

– Монти спит. Папа с мамой закрылись в ее кабинете. Опять. Хотела бы я знать, в чем дело.

– Что ж, удачи, – усмехнулась я.

По выражению лица Адди я поняла, что моя реплика ее задела.

Всю жизнь я наблюдала за тем, как сестра неукоснительно соблюдает правила и инструкции. Ее поведение вызывало у людей явное одобрение. В правильности я не могла с ней тягаться, а уж о том, чтобы превзойти ее, нечего было и думать. В какой-то момент я прекратила попытки этого добиться. Адди и правила стали для меня чем-то единым и, когда я подросла, начали вызывать у меня неприятие. У меня никогда не возникало сомнений по поводу того, чем Адди руководствовалась при выборе линии поведения. Логика была простой. Если люди любят тех, кто совершенен, как они относятся к тому, кто на каждом шагу совершает ошибки? Теперь я вдруг сообразила, что необходимость всегда и везде быть безупречной – тяжелый груз, и испытала прилив сочувствия к старшей сестре.

– По поводу того парня Элиот прав, – произнесла Адди. – Как его зовут?

– Саймон.

– Это с ним ты тогда говорила в парке? Ну, тогда, перед разделением?

– С его отражением, – поправила я, вспомнив непривычно длинные волосы, кожаный браслет вокруг запястья, теплые руки.

– Ты не должна с ним общаться – особенно если Эллиот считает, что это не приведет ни к чему хорошему.

– Он ошибается.

– Элиот относится к Саймону предубежденно, но он прав. Так что будь осторожна.

Я закатила глаза. В своем стремлении опекать меня сестра явно не знала меры.

Поднявшись наверх, я бросилась в постель. Старые пружины протестующе заскрипели. Ветерок, задувавший в окно, раскачивал висевшую надо мной большую гирлянду из оригами – множества бумажных звездочек, похожих как две капли воды на те, которые я разбрасывала повсюду во время Путешествий. И конечно же, на ту, какую я оставила в Мире Пончиков. В мире, где Саймон испытывал ко мне теплые чувства. В мире, где он предпочел покинуть полное людей помещение, в котором проходил концерт, чтобы провести время со мной. Где он не сделал ничего такого, что вызвало бы у меня боль или возмущение. Где мое сердце, когда я находилась рядом с ним, билось все чаще и чаще, а душа пела от счастья.

Обитатели отраженных миров были нереальными, ненастоящими, но в одного из них я влюбилась. Или все же я влюбилась в подлинного Саймона, а тепло общалась с его отражением только потому, что реальный Саймон был для меня недоступен?