Фиона Бартон - Дитя

– Как же вам удалось сохранить это в тайне? – удивляется она тогда. – Ведь вам, наверно, было ужасно страшно!

В ее голосе нет никакого осуждения – только глубокое сочувствие. И, в отличие от Гарри, она не велит мне перестать об этом говорить. Она нисколько не считает меня сумасшедшей.

Мне хочется ей поведать, и как я врала о своем состоянии, и как прятала свою беременность под огромными рубахами и джемперами. И я прекрасно знаю, что она все это выслушает.

Суббота, 28 апреля 2012 года

– Поначалу я даже не могла в это поверить. Я все говорила себе, что невозможно залететь от одного только раза. Убеждала себя, что месячные в моем возрасте могут идти как попало – так, во всяком случае, уверяли в девчоночьих журналах все колонки с советами. То я говорила себе, что неправильно посчитала недели, то – что набираю в весе, потому что ем слишком много сладкого. И что какое-то странное трепетание у меня в животе – из-за волнения перед экзаменами. Однако мое тело готовило мне совсем иное объяснение.

– Боже мой, Эмма… – вздыхает Кейт, склонив голову набок.

– Когда меня начало подташнивать, я думала, что съела что-то не то. У моей матери такое бывало, и мне доводилось наблюдать это за ней. Однако лучше мне не становилось, и почти каждое утро меня рвало. Я при этом открывала в ванной краны, чтобы никто меня не слышал, и опрыскивала все вокруг дезодорантом, чтобы никто не унюхал моей срамоты.

Я поворачиваюсь к Кейт. Мне необходимо, чтобы она поняла, что я вовсе не была глупенькой девочкой. Я оставалась еще несведуща насчет мальчишек и секса, но глупой я не была.

– Я понимаю, что в это трудно кому-то поверить – особенно теперь, когда о сексе говорят повсюду, – но тогда, хоть я и поняла наконец, что происходит, я считала, что могу от этого избавиться, просто очень сильно этого пожелав. Я даже не рассматривала вариант сделать аборт или пить джин в горячей ванне. Подобное бы означало для меня признать, что это существует на самом деле. Я верила, что смогу с этим справиться одной лишь силой мысли. Что я обязательно поправлюсь, словно после самой обычной болезни. Я даже полностью не разобралась, что к чему, когда ребенок уже должен был родиться. Этого просто не должно было быть.

Кейт чуть подвигается на соседнем сиденье и, порывшись в сумочке в поисках платка, подает его мне. Я и не заметила, что плачу.

– Но, Эмма, – говорит она, – как же никто не заметил, что происходит? Ведь это же настолько очевидно.

– Так вот, не заметили. Я не дала им это сделать. Я вела двойную жизнь: Эммы-школьницы и Эммы – девушки, влипшей в беду. Понятно, что это не могло долго продолжаться. Правда уже вовсю колотилась в дверь, требуя, чтобы о ней все узнали, – словно сумасшедшая, запертая на чердаке. Подозреваю, со мной и происходило нечто вроде сумасшествия.

– Да ведь и впрямь можно свихнуться от таких переживаний. Как же вы с этим справились?

– Теперь уж и не знаю. Но потом начался самый кошмар – когда появилось это невыносимое предчувствие, что мир вот-вот рухнет.

– А когда ваша беременность стала откровенно проступать наружу – что тогда?

– Это была худшая пора. Мне противно было глядеть на себя в зеркало. Живот у меня рос не переставая. Я туго оборачивала его шарфами и носила балахонистую одежду. Я сидела у себя в комнате, не видясь ни с друзьями, ни с домашними, объясняя, что мне якобы необходимо личное пространство. Я боялась, что они меня увидят и все поймут. Сбоку это наверняка уже было заметно, а потому я с какой-то одержимостью следила, чтобы всегда оказываться к матери лицом, и перестала с ней обниматься. Я видела, что ей обидно, когда я ее отталкиваю, но я не могла рисковать.

Теперь, единожды начав, я уже говорю не переставая. Принимаюсь рассказывать Кейт, как таскала еду к себе наверх в комнату.

– Джуд это совсем не нравилось, но ее сожитель Уилл велел ей не устраивать из-за этого шумиху – он был только рад тому, что я убралась с дороги. И чем больше становился мой живот, тем больше еды я накладывала себе на тарелку, чтобы потом ее тихонько выбросить. Так у меня было вполне разумное объяснение того, что я набрала массу. Я вообще сделалась очень изобретательной. Мой быстрый ум мгновенно улавливал малейшую опасность. Я чуть ли не гордилась уже тем, что о моем ребенке никому не известно. Я бы, наверно, пятерку с плюсом получила за хитрости маскировки.

Кейт, слушая, кивает, не сводя с меня глаз. Я знаю, ей хочется задать мне еще кучу вопросов – и о том, как я забеременела, и о том, что случилось с моим ребенком, – но мне еще столько всего надо ей рассказать. Мне надо выпустить это из себя как можно быстрее, иначе оно меня просто затопит и я захлебнусь. У меня начинает кружиться голова. Такое чувство, будто ее вот-вот разорвет на части.