Нельсон Демилль - Реки Вавилона

— Но все это шито белыми нитками, — с сомнением произнес Добкин.

— Для Риша и его офицеров. А ашбалы задумаются. — Хоснер посмотрел на Бурга.

— Почему бы и нет? Я с тобой согласен.

Хоснер, Добкин и Бург зашли в загон. Каплан так и лежал на животе возле стены, но выглядел неплохо. Четверо других легкораненых мужчин, включая и Джошуа Рубина, играли в карты. Раненая стенографистка Рут Мандель лежала укутанная одеялами, ее, похоже, знобило. Пленный палестинец испуганно взглянул на Бурга. Хоснер заметил, что у араба сломан нос. Ему не нравилась идея держать пленного вместе с ранеными, но загон являлся единственным закрытым местом, не считая «Конкорда», в котором на солнце стояла страшная жара. Да и к тому же раненые могли приглядывать за пленным. Как бы там ни было, потери у обороняющихся были незначительными, так что пусть господин Мухаммад Ассад сообщает эту информацию по возвращении к своим.

Вернулись стюардессы, и одна из них, Бет Абрамс, сняла повязку с раны Каплана. Рана начала гноиться, источая очень неприятный запах. Да и вообще, во всем загоне, сложенном из глиняных кирпичей, стоял запах несвежих повязок и потных тел. Бет Абрамс помазала открытую рану Каплана какой-то желтой кашицей.

— Что это? — строгим тоном спросил Хоснер.

Бет Абрамс подняла голову, несколько секунд разглядывала Хоснера, потом ответила:

— Это местное растение, обладающее вяжущими свойствами. Как гамамелис [8] Растение семейства гамамелидовых, из коры и листьев которого приготовляют кровоостанавливающие средства. .

— Откуда ты знаешь?

— Я читала об этом, когда проходила армейские курсы медицинской подготовки. — Объясняя, Бет продолжала осторожно смазывать рану кашицей. — Плоды у него желтые, как лимон, гладкие, размером с теннисный мяч. Они лежат на земле на длинных стеблях. Название растения я забыла, но описание точно соответствует. Они растут на склоне. Я эту кашицу для всего использую, потому что спирта больше не осталось. — Она наложила повязку на рану и отошла.

Хоснер повернулся к Каплану.

— Ну, как твоя задница?

Каплан через силу рассмеялся.

— Эти стюардессы всю ее залепили какой-то желтой слизью. Они не шутят, когда говорят: «Летайте самолетами „Эль Аль“, и с вами будут обращаться, как с царем Соломоном».

Хоснер улыбнулся. Каплан напоминал ему Матти Ядина, и Хоснер подумал, что надо будет помочь ему продвинуться по службе.

— Эта маленькая Бет Абрамс еще та стерва, но она смотрит на твою задницу отнюдь не с медицинским интересом. Не забудь об этом, когда вернешься в Лидду.

— Я вспомню сегодня же ночью.

Хоснер заметил, как судорожно вздрагивает во сне Хайм Тамир, тяжело раненный во время ночной контратаки.

Он направился в другой конец загона, где легкораненые играли в карты, и обратился к Джошуа Рубину.

— А ты никогда не говорил мне, что ты псих.

Рубин, рыжеволосый парень лет двадцати, собрал карты и поднял взгляд на Хоснера.

— А вы никогда не спрашивали. Кто забрал мой «узи»?

— Про «узи» можешь забыть. Когда тебя принесли сюда, в магазине осталось всего три патрона.

— Все равно пусть вернут. Мне он самому нужен. Если они нас сомнут, я хочу убить первого же ублюдка, который войдет в эту дверь.

— Хорошо. Я тебе его верну. — Хоснер оглядел раненых. Обычные люди, гражданские, которые прошлой ночью некоторое время находились в состоянии безумия. А сейчас они выглядели вполне нормальными. Да и были нормальными. Играли в карты, спорили. Что об этом думает Мириам Бернштейн? Понимает ли она, что эти хорошие люди были убийцами, а убийцы — хорошими людьми? Понимает ли она, что такой человек, как Исаак Бург, может улыбаться и застенчиво вертеть в руках свою трубку, а потом сломать нос раненому пленному, оставаясь при этом хорошим парнем? Главное выжить. Ради этой цели можно пойти на все.

Лучи солнца, отраженные обшивкой «Конкорда», казались жарче обычного. Хоснер и Бург стояли возле самолета, прикрывая руками глаза от слепящего солнца, и разглядывали развороченную хвостовую часть. Хоснер снова подумал о том, почему ему в голову ни разу не пришла мысль проверить отсеки самолета, в которые был закрыт доступ. Однажды обшивку «Конкорда» проверяли с помощью рентгеновских лучей, но никто и не подумал проверить посторонние затемнения. Так почему же он не подумал об этом?

Претензий у Хоснера не было только к одному человеку — к Ахмеду Ришу. Свою работу Риш выполнял хорошо, а обязанностью Хоснера было не допустить этого. Хоснер понимал, хотя тщательно и скрывал это, что больше всего ему не дает покоя то, что Риш обвел его вокруг пальца. Это было уже глубоко личным оскорблением. Вроде пощечины. И может быть, теперь из-за своей чрезмерной гордости он, Хоснер, вел людей на верную смерть? Нет. Он поступал так, как поступал Израиль уже много лет. Никаких переговоров с террористами. Жесткая линия поведения. Никаких уступок. Да, эта позиция соответствовала его настроению, но он не примешивал сюда личные интересы. И все же эта мысль не давала ему покоя. Хоснер повернулся к Бургу.