Дот Хатчисон - Дети лета

– Понятно. Уоттс необходимо срочно начать копать подозрительные связи работников Службы охраны. Нам также нужен список детей, которые удовлетворяют критериям убийцы. Все дела, заведенные в офисе Манассаса. Очевидно, это будет огромный список, но нам надо в любом случае обработать эти материалы. Время нас круто поджимает.

Я отправила ознакомительное сообщение Брэндону и Вику, надеясь, что они спокойно проспят эти оповещения. Все равно сейчас они ничем не могли помочь. Тем не менее, войдя обратно в больницу, мы не особенно удивились, когда вскоре к нам присоединился Эддисон с набором напитков.

– Заехал на бензозаправку, – прохрипел он, протягивая стаканчик Стерлинг. – Их чай выглядел подозрительно, и я взял горячий шоколад.

Брэндон выглядел настолько сонным, что вряд ли мог нормально вести машину; как же, черт побери, ему удалось так быстро примчаться сюда?

Сунув опустевший стаканчик в четвертое отделение контейнера, он взял оттуда второй стакан топлива для себя, тем самым подсказав мне пугающий ответ. Последний стакан Эддисон вручил мне – смесь горячего шоколада и кофе, поскольку на заправке вкус каждого из этих напитков ужасен, но в коктейле становится удобоваримым. Отчасти.

– Если поедем прямо в контору, то сможем продолжить работу над твоими файлами, – сказал он, выслушав все новости. – Может, нам удастся вычислить ее.

– Поговорю с Холмс. Возможно, она захочет, чтобы я была здесь, когда Уоттс будет допрашивать Ноа.

Однако мальчик, пройдя томографию, – к счастью, показавшую, что у него нет сотрясения мозга, – быстро и крепко уснул; видимо, вырубился от эмоционального потрясения в сочетании с «Бенадрилом». Его отвезли в палату педиатрического отделения, и Ноа даже не пошевелился, когда его перекладывали с каталки на обычную кровать. Хорошо еще, что перед сканированием мальчика вымыли и переодели в чистую одежду. Остановившись на пороге, мы заглянули в палату.

Вид спящего ребенка вызвал у Холмс легкую улыбку, отчасти нежную и, возможно, отчасти тоскливую.

– Далеко ли до Куантико?

– В это время дня? Около получаса езды.

– Тогда поезжайте. Уоттс вызовет вас обратно, если захочет, чтобы вы присутствовали на допросе.

– Отлично. Все обозримое будущее мы будем работать с файлами.

– Мерседес.

Обернувшись, я взглянула на нее более основательно.

– Видимо, я слишком долго проработала в Бюро, поскольку, когда кто-то из взрослых называет меня по имени, я мгновенно начинаю беспокоиться.

– Мы с Миньоном проработали вместе пять лет, а я сомневаюсь, что ему известно мое имя, – согласилась она. – Помните, как Ноа спрашивал вас о причине? Вы дали хороший ответ.

– Я сама постоянно спрашивала себя об этом и продолжаю искать точный ответ, – проворчала я. – Пока, по-моему, я нашла его лишь отчасти. Со своей стороны. Но думаю, что верный ответ гораздо сложнее.

– Мы выясним все сложности, если повезет. Однако на данный момент вы дали верный ответ.

Мы сообщили Касс о нашем отъезде и вышли из больницы. Эддисон сразу же начал беспорядочно искать свои ключи. Стерлинг ловко проникла в его карман, вытащила брелок и засунула ключи в глубину своей сумочки.

– Неа, – решительно заявила она ему, – тебе нельзя за руль.

– Да я всегда вас вожу.

– А сейчас не повезешь.

– Но я могу водить в любом состоянии.

– И тем не менее не повезешь.

Стараясь сдержать смех, я закусила губу. С тем же успехом можно рассчитывать на отступление морских приливов.

Расположившись в просторном зале заседаний, мы постепенно определились с классификацией. Мы с Эддисоном сосредоточенно изучали все старые дела нашей группы, просматривая детали и замечания, имевшиеся в файлах, и любые ссылки – на родственников, соседей, медиков, юристов. Любая жертва, дважды привлекшая наше внимание, считалась подозрительной, и мы передавали ее имя Стерлинг для следующего этапа изучения, состоявшего в определении ее нынешнего места пребывания.

Очень быстро это превратилось для нас в тягостный и рискованный поиск.

Ощущение жертвы не исчезает сразу после спасения. Оно не исчезает и в тот момент, когда обидевшие тебя люди взяты под стражу. Такое ощущение, осознание того, что тебя не просто заставляли страдать, а сделали жертвой , входит в твою плоть и кровь на долгие годы, даже на десятилетия. И это ощущение в ходе дальнейшей жизни может причинить такой же большой вред, как исходная травма.