Джулия Хиберлин - Бумажные призраки

– Даже не знаю, стоило ли давать ему на подпись какие-либо документы – тем более без меня…

Она вновь пожимает плечами:

– Это ему решать, не так ли?

– А вам не кажется, что он просто врет?

– Про что?

– Про привидения, например. Про свою плохую память.

– Галлюцинации он не выдумывает. Да, возможно, память подводит его не так часто, как он утверждает. Не ждите от меня великих откровений. Мое исследование, посвященное сознанию и ДНК убийц, еще на зачаточной стадии. Любой убийца имеет некие психические отклонения. Если вам кажется, что Карл сейчас не в лучшей форме, то что вы скажете о заключенном, который каждый день просит меня убрать из унитаза в камере лицо жены? Он видит ее всякий раз, когда мочится. При этом он не помнит, как забил ее до смерти бейсбольной битой сына. Но помнит, что давным-давно прозвал свою жену Дурешкой. «Пожалуйста, вытащите Дурешку из унитаза!» – причитает он на каждой нашей встрече.

– Карл тоже видит галлюцинации…

– Пациент, о котором я говорю, носит подгузник. И не моется. Вообще, – обрывает меня Люси. – Мистер Фельдман прекрасно соображает и страдает лишь незначительной потерей памяти. Ему вынесли оправдательный приговор. Ни вы, ни я не знаем, действительно ли он убивал людей. В противном случае вы бы сюда не пришли.

– Но вы же хотели мне что-то сказать.

Она долго молчит. Слишком долго.

– Спасибо, что уделили нам время. Большое спасибо.

– Вот что, – медленно произносит Люси. – Думаю, вы сможете добиться от него каких-то ответов, если подойдете к делу творчески. Например, спросите Уолта. Только не забывайте о возможных последствиях.

– Каких, например?

– Вы затеяли игру в угадайку с умным и совершенно непредсказуемым человеком. Если ударите его по больному месту, никто не ворвется в камеру и не скрутит ему руки. А готовы ли вы к тому, что он начнет бить по вашим уязвимым местам? Рано или поздно он начнет, поверьте.

Я изо всех сил сохраняю невозмутимость.

– Что скажете о результатах обследования?

– Это решать Карлу. Я не стала спрашивать с вас все необходимые документы, поскольку вы не имеете доступа к его медицинской карте. Но пренебречь конфиденциальностью его данных я не могу, тем более он не мой пациент.

– Он сказал вам, что я ему не дочь, – спокойно, без лишних эмоций констатирую факт.

– Да. Это единственное, в чем он уверен на сто процентов. – Она поднимает руку. – Ничего не говорите. Я понятия не имею, какие у вас мотивы, и это не имеет для меня никакого значения. Я уже давным-давно не позволяю себе судить людей. И вы, кажется, в прекрасной физической форме. Просто внимательно за ним наблюдайте. Умоляю, всегда будьте начеку .

– Окна и зеркала… – бормочет Карл.

Мы вернулись в гостиницу, и он вновь складывает свое «золото» в небольшую сковородку, украденную у миссис Ти. После визита к врачу он как-то особенно не в себе. Барфли устроился под столом и положил морду ему на сапог – это стало входить у него в привычку.

– «Я не жестоко, а всего лишь правдиво», – декламирует Карл. – Сильвия Плат, речь от лица зеркала.

Я молча наблюдаю, не решаясь вмешаться. Сетка из светлых царапин на столе мозолит мне глаза – будто какие-то психи играли здесь в крестики-нолики. Я собиралась немного замаскировать их мебельным маркером цвета «вишневый дуб» (купленным в магазинчике медгородка, куда Карл забрел в поисках «Маунтин дью»).

Солнце уже ползет вниз по стеклянному фасаду из сплошных окон.

– Я повешу зеркала обратно только перед самым отъездом, – заверяю я Карла. – А если тебе мешают окна, можно задернуть шторы.

Последние два часа Карл почти ничего не говорил, если не считать оскорбительного выпада в адрес пиксельного Фрэнка Синатры на стене лифта. Я спросила, как прошла беседа с врачом, и Карл по-настоящему растерялся: будто силился и не мог вспомнить сон.

– Да я не про то! – бурчит он. – Фотографии – одновременно окна и зеркала. Фотограф рассказывает одну историю, а люди потом интерпретируют ее по-своему. Идеальный кадр живет и дышит. Растет . Говорят, музыка – универсальный язык. Нет, универсальный язык – фотография.

Это практически точная цитата из его книги. Сказать ему, что мне это известно? Что я провела множество ночей, погружаясь в его черно-белые миры? Качалась на серых волнах Галвестона вместе с Виолеттой? Играла с двумя маленькими Мэри, запертыми в шкафу? Но разве эти слова не будут такими же безумными. как сам Фельдман?