Джулия Хиберлин - Бумажные призраки

Диди из Калверта не идет у меня из головы. Диди, Диди, Диди . Глупое имечко так и звенит в ушах. Диди узнала Карла. Конечно, она не знает меня, моих липовых имен и того, что мы с Карлом сменили старомодный «Бьюик» на неприметный белый пикап.

Сквозь грязное лобовое стекло я смотрю на дверь, проглотившую Карла. Его долгое отсутствие меня нервирует. «Ладно, Барфли. Идем!» Я вытаскиваю из консоли пистолет и прячу его в кобуру. Откуда мне знать, может, за этой неприметной дверью регулярно пропадают девушки? Сети работорговцев даже крупнее, чем сети по торговле наркотой , рассказывал мне один коп. Но я никогда не допускала мысли, что Рейчел могли похитить работорговцы. Почему же сейчас я об этом думаю?

Открыв дверь, я начинаю падать. Точнее, меня охватывает такое чувство. Одна стена впереди целиком заклеена фотообоями: вид с крыши небоскреба, взгляд самоубийцы.

Чтобы восстановить равновесие, приходится опустить взгляд на грязный ковролин. Я стою совершенно одна в крошечной каморке, освещенной флуоресцентными лампами. Единственный дверной проем в соседней стене занавешен плотной черной шторой.

Из-за шторы доносятся голоса, один из них принадлежит Карлу. Я кладу руку на пистолет.

Со всех сторон на меня смотрят стеклянные глаза.

Камеры. Сотня, может, больше. Подержанные фотоаппараты, видавшие всякое. Древние «Поляроиды» и суперсовременные устройства, похожие на инопланетян. Объективы некоторых кажутся тяжелыми, как танки, другие совсем маленькие, размером со спичечный коробок. Ни те ни другие не внушают доверия.

Карл не вспоминал про свое первое условие уже много миль, и я тоже помалкивала. Но, конечно, забыть такое он не мог. Он приехал сюда за камерой.

– Сидеть, Барфли! – шепчу я. Надо было оставить его в машине, не дай бог, и ему достанется…

Узкая штора распахивается, и оттуда вылетает испанец – хрипло хохочущий, лет сорока пяти, в черной футболке, как у Вилли Нельсона, с надписью «Вне закона». Прическа у него тоже как у Вилли Нельсона: неопрятный мужской пучок, из которого торчит несколько облезлых седых прядей.

Вдруг он перестает смеяться. И пялится на мою правую руку. А потом достает что-то из-за деревянной стойки в углу. Дуло винтовки упирается мне в лицо прежде, чем я успеваю сообразить, что к чему. Он принял меня за воровку! Я даже не заметила, как выхватила из кобуры пистолет.

Карл уже выскочил следом за испанцем.

– Они со мной, Ангел! Убери винтовку.

– Камера тебе не нужна, – говорю я Карлу, не шевелясь.

– А тебе не нужна пушка. – Он делает шаг вперед и опускает дуло винтовки. – Спокойно, Ангел! Без паники. Я же говорю, она со мной.

В руках Карл бережно сжимает «Никон» с пожелтевшим бумажным ценником, похожим на бирку из морга. Я по-прежнему стискиваю в руках пистолет, но дуло опущено в пол. И мне по-прежнему тревожно, хотя испанец тут ни при чем – он уже сидит на корточках и сюсюкает с Барфли.

Камера – это оружие Карла. Она дает ему власть . Когда он направляет объектив на людей, те либо безропотно выполняют его указания, либо закрывают руками лицо. Замрите , говорит он, и они замирают. Может, и Рейчел так замерла?

Карл спускает затвор, и все истекает черно-белым. Заурядное становится необыкновенным, красивым, зловещим.

Я не знаю точно, какие преступления совершил Карл. Пока не знаю. Но его документальные фотографии, которые я разглядывала сотни, тысячи раз, заставляют взглянуть на мир другими глазами. Они наводят на нехорошие мысли.

Отчего эти черные пятна на грязном матрасе у обочины?

Когда швы снимут, останется ли у этого старика шрам над глазом?

Сбылись ли желания тех, кто бросал в фонтан блестящие монетки?

Кошка, которая свернулась калачиком в картонной коробке, спит или сдохла?

Этот мужчина в реке, занесший руку над ребенком, хочет его ударить или крестить?

От фотографий Карла не отвернешься. С помощью камеры он манипулирует зрителем. Заставляет думать, что происходило с этими людьми и предметами задолго до того, как сработал затвор, и что было после.

Уверена, именно зловещие, мистические снимки Карла не дали присяжным вынести оправдательный приговор за десять минут. Улик практически не было, однако они думали два дня. Присутствие ДНК можно объяснить как угодно, а маленький мальчик не тянет на свидетеля.

Ангел сидит по-турецки на полу и чешет Барфли за ухом.

– Не слишком ли она молода для тебя, Карл? – спрашивает он.