Сабин Дюран - Солги со мной

– Да, – произнесла Элис, продолжая рисовать по моему бедру (я немного подвинулся, чтобы ее ладонь легла выше). – Мы оба в заднице.

– Идите уже трахнитесь! – громко посоветовал Луис.

Эндрю поднял стеклянную солонку и потряс ее в руку, выпятив нижнюю губу. Ничего не высыпалось – в солонке шуршал рис. Он поставил ее обратно и глубоко вздохнул. Повернулся к морю, и взгляд его стал таким пристальным, что я невольно изогнул шею. На что он смотрит? Там ничего не было – спокойная темная вода, на которой отражались огни поселка.

Тина обняла его за шею, поцеловала в щеку и, не убирая рук, немного отстранилась, чтобы лучше видеть. Он по-прежнему смотрел в пространство, хмуро сжав губы. Явно хотел привлечь внимание. Лично я бы не стал идти у него на поводу.

Элис убрала руку с моего бедра и потянулась через стол.

– Бедный Эндрю!.. Я тоже ужасно по ней скучаю!

– Прости, Эл, – отозвался он. – Я знаю, это нельзя сравнить с потерей мужа. Но меня иногда накрывает. Наверное, чувствую себя виноватым. Она могла бы быть сейчас с нами, замужем, с детьми. Ей бы здесь очень понравилось…

– Бедный Эндрю! – повторила Элис и тронула его той самой ладонью, которая только что ласкала мое бедро (Тина при этом убрала руку с его плеча). – Дело не в сравнениях. В каком-то смысле это даже хуже – она была рядом с тобой почти всю твою жизнь. Ты как старший брат чувствовал ответственность. Наверное, потому и мучаешься. Не надо! Ты не виноват! Жуткая трагедия. Ужасно несправедливо! Почему это случилось с твоей сестрой? С моим мужем? Оба ушли такими молодыми…

– Глупо, да? Но она здесь! – Эндрю ударил себя кулаком в грудь. – И так будет всегда!

Перед глазами возник образ его сестры, Флорри. А может, и не Флорри вовсе, а Дейзи: мальчишески короткие вихры, пухлые губы, нежная улыбка. Интересно, это Флорри умерла или у него была еще другая сестра? Флорри… Неужели она?! Если так, почему никто мне не сказал? Недавно или уже давно? Я знал и забыл? Можно ли такое забыть?

– Милая Флорри… – произнесла Элис и тоже приложила руку к груди. – Я тоже никогда ее не забуду!

Значит, все-таки Флорри… Почему я не слышал? Когда она умерла? Как? Стремительно прогрессирующий рак груди, лейкемия… Отчего еще умирают в молодости? Хотелось выяснить, но я не мог придумать, как спросить, не показавшись толстокожим. Неудобно сознаваться, что я не знаю или, того хуже, забыл. Я ощущал странную тревогу. Мы не были особенно близки. Бутылка вина на травке воскресным вечером; джаз в «Синем вепре», вечеринка – чей-то день рождения (возможно, ее). Вероятно, секс. Да, наверное, мы переспали. Синеватый отблеск на ее коже от лампы в студенческом общежитии, гусиная кожа, суровое тонкое одеяло. Встречались несколько раз. И моя реакция была связана не с ней, а с самим собой. Смерть выбивает из седла, даже если ты плохо знал человека. Ощущаешь свою бренность, дыхание дьявола в собственный затылок.

– Чудесный был человек, – произнес я. – Я рад, что мы были знакомы.

Все трое уставились на меня в крайнем изумлении.

– Знакомы? – удивилась Тина и посмотрела на Эндрю: – Почему ты не сказал?

– Да, в Кембридже, – ответил я. – Она поступила годом позже.

– Двумя годами, – поправил Эндрю.

– Да, конечно.

– И вы встречались, – добавила Элис со странной улыбкой. – Ты ее хорошо знал.

– В самом деле? – удивилась Тина.

– Зависит от того, как понимать «встречались», – возразил я. – Все было не настолько серьезно.

За соседним столом визгливо засмеялась какая-то дамочка.

Тина взглянула на Эндрю.

– Впервые слышу.

Игнорируя ее, он вскинул брови и произнес:

– По-моему, Флорри думала, что вы встречаетесь.

– О!.. – Я глуповато засмеялся. – Ну, говоря современным языком, мы просто общались, без обязательств. Хотя я согласен – она была супер.

Супер… Зачем я только это сказал! Слово совсем не из моего лексикона. Наверное, потому, что я действительно ее толком не знал. Наши отношения были на самом деле несерьезными, но теперь признаваться было не к чему.

– Очень необычная… Веселая такая… Не забудешь… – промямлил я.

Хотя, разумеется, я забыл. Дерьмо! Разговоры о смерти заставляют волноваться и нести чушь.

– Ты ей нравился, – промолвила Элис все с тем же непонятным выражением лица. – Она мне про тебя писала, только о тебе и говорила.

– А почему я-то об этом ничего не знаю? – снова спросила Тина.

Элис неподвижно сидела, откинувшись на спинку, и я вдруг подумал, что она, наверное, не в восторге от мысли обо мне с другой женщиной. Ревнует.