Чеви Стивенс - Никогда тебя не отпущу

– Вот как? Что он фотографирует?

– Да так: пейзажи, океаны, горы.

Она снова краснеет, и я понимаю: есть что-то еще, хотя я не могу давить на нее, чтобы она не замкнулась в себе. Как по мне, Джаред не из тех детей, которые интересуются видами безмятежного океана. Его спальня с черными шторами, хромированным столом и тумбочками всегда напоминала мне городскую квартиру холостяка. Я не знаю ни одного подростка, который коллекционировал бы черно-белую абстрактную живопись.

Софи серьезно смотрит на меня:

– Зачем ты отправилась в торговый центр?

– У меня было ощущение, что ты что-то скрываешь, и я беспокоилась о тебе.

Она снова отворачивается, чтобы почесать Ангуса, пряча лицо.

– Ну, теперь ты знаешь.

В голосе ее нет ни досады, ни попытки защититься, ничего из ожидаемого мной, и это наводит меня на мысль, что она еще что-то скрывает.

– Я не хотела тебе рассказывать об этом на Рождество, – говорю я, – но тем утром, после моей вечеринки, я нашла упакованную коробку на лобовом стекле. Твой отец оставил мне диск.

Она поворачивается и привстает на кровати.

– Откуда ты знаешь, что это от него?

– Там записаны все песни, которые он выбирал на нашу свадьбу. Я отнесла диск в полицейский участок.

Паркер ничего не заметила, когда осматривалась вокруг дома, – ни признаков, что кто-то входил внутрь, ни следов на снегу, – ничего, кроме «огромного мохнатого животного, бесновавшегося за окном и явно намеренного меня разорвать». Я рассказала об Ангусе, и она подтвердила, что собака – это отличная идея.

Глаза Софи расширились, губы раскрылись. Она на миг прижимает руку к сердцу, словно оно забилось сильнее, потом замечает мой взгляд и быстро опускает ее, но уже слишком поздно.

– Ты снова с ним виделась, – говорю я.

– Нет. – Она поворачивается к Ангусу и гладит его по спине. Он подтягивается ближе, его лапа лежит возле ее ноги.

– Пожалуйста, только не лги мне.

– Ты сказала, что вышвырнешь меня вон.

– Я так сказала, потому что испугалась, когда он вторгся в наш дом. Я пыталась защитить тебя. Не собиралась я тебя выгонять, но мне нужно знать, если ты общалась с ним.

– Он не вторгался в наш дом. Он был в Виктории, упаковывал свои вещи.

– Понятно, что он тебе в этом не признается.

– Но он же согласился на условия охранного ордера. Зачем ему рисковать, ведь он снова загремит в тюрьму?

– Такие, как он, не думают о последствиях. Они действуют в данный момент. Я ни разу не вызывала полицию за все годы нашего брака, так что он, наверное, думает, что я не пойду до конца.

Я вижу, что правда начинает до нее доходить, а затем следует разочарование. Ее плечи резко опустились.

– Мама, я правда думала, что он изменился. Он говорил, что будет держаться от тебя подальше.

– Он не может справиться с самим собой. И так или иначе будет пытаться найти способ добраться до меня.

Она выглядит унылой, глаза ее полны слез.

– Он смастерил для меня красивую деревянную шкатулку.

Я вздрагиваю, вспомнив деревянную шкатулку для драгоценностей, которую он сделал мне на Рождество. А теперь он играет в ту же игру с дочерью. Но я не могу сказать ей этого, я не могу снова причинить ей боль.

– Наверняка это превосходная шкатулка.

– Я больше не буду с ним встречаться. – Ее голос срывается.

Как же мне гадко, что ей приходится делать этот выбор!

– Мы сможем поговорить об этом, когда ты станешь старше, – говорю я тихо. – Когда его не будет здесь.

– Он врал мне, – говорит она и встает. – Больше никаких шансов.

– Если он снова к тебе подойдет – будь осторожна с разговорами. Он не…

– Мам, я справлюсь.

Ее телефон пискнул в кармане, и она посмотрела на экран.

– Это Джаред. – Она смотрит на меня. – Я пойду к себе, хорошо?

Она выходит, опустив плечи, обхватив себя руками. Ангус спрыгивает с кровати, бросает на меня укоризненный взгляд и бежит за ней. Она не позволила мне закончить свои наставления. Страх подбирается к моему горлу – густой, мерзкий. Единственное, что Эндрю ненавидит больше, чем потерю контроля, – это противостояние. Когда Софи была еще ребенком, она боготворила его настолько, что он говорил мне: «Она заставляет меня чувствовать, словно я могу сделать что угодно, как будто я супергерой». Я не знаю, что он предпримет, когда поймет, что потерял ее навсегда.

Я сижу у себя на кровати с мобильником в руках, опираясь на изголовье, закутавшись в одеяло. Пора вставать, принимать душ, готовить завтрак, но от мыслей о еде меня едва не выворачивает. Я засунула ноги под Ангуса, развалившегося с краю, и грею свои холодные пальцы на его животе. Он ворчит и отодвигается, но не уходит. Снова смотрю на сообщение от Эндрю: «Как Рождество? Не хочешь зайти в гости на этой неделе?»